Роман Грачев - Знаешь, доча...

Похожая ситуация повторилась в седьмом классе. Мы всей параллелью ездили «на картошку». Те же два хулигана где-то нашли двух (!) котят и уже навострили лыжи в ближайший лесок, чтобы разделаться с ними, но парней остановили… наши девчонки! Им почему-то хватило и смелости, и здравого смысла, и нужных матерных слов. А мы снова отвернулись.

Девчонки сильнее и правильнее, что ли…

Как я уже и говорил, мне стыдно за это детское малодушие до сих пор. Впоследствии жизнь часто подбрасывала моменты, когда требовалось активное вмешательство или хотя бы моральное участие, но, к сожалению, в пяти случаях из десяти я предпочитал отворачиваться и убеждать себя, что это «не моя проблема».

Испытания «на вшивость» достаются каждому из нас. Не все их проходят. Нет ни одного человека, которому не приходилось хоть раз в жизни втягивать голову в плечи и проходить мимо. Если ты видишь перед собой какого-то праведника со светящимся нимбом над головой, будь уверена, что он его присобачил себе сам.

Но надо стараться изживать в себе эти качества. Не подошел к лежащему на улице человеку, не вступился, если кого-то обижают, отвернулся, махнул рукой, струсил… и кому-то не повезло.

Помни об этом.

P.S. Однажды я ходил в магазин за молоком. Стоя в очереди, увидел на металлической полке для сумок красненькую купюру в десять рублей. Внушительная сумма! На эти деньги тогда можно было купить 50 стаканчиков пломбира, 40 раз сходить в кино на дневной сеанс в будни или выпить 333 стакана газировки с сиропом. Возможно, червонец выронила стоявшая впереди меня тетушка… а может, и нет. Но деньги я прибрал себе.

Мне стыдно. «Фу» таким быть.

Кстати, о картошке! Это же просто праздник какой-то!

Где-то примерно в шестом классе нас стали гонять на колхозные поля — помогать сельским труженикам собирать урожай. Вот прямо всю параллель снимали с уроков, сажали в автобус и гнали на бесплатную работу. Это была славная советская традиция — привлекать «зажравшихся» жителей городов, школьников и студентов к решению продовольственной проблемы. Это сейчас продукты питания у нас производят фермеры (точнее, большие агрохолдинги во главе с толстыми миллионерами) или закупаются за границей, а во времена моей юности страну кормили так называемые «колхозы» — коллективные хозяйства, в которых беспросветно трудились жители деревень. Я тогда не понимал, почему им обязательно нужно было помогать, но чувствовал, что если не поможем, останемся зимой без картофана.

Впрочем, жрать все равно было нечего.

По осени в любую погоду, частенько в дождь и даже в снег, мы ползли в резиновых сапогах по полям за вспахивающим землю трактором, выковыривали клубни картофеля, собирали их в мешки. С одной стороны, свежий воздух, природа, отмененные уроки, никаких домашних заданий, а с другой… Через три часа «братской помощи колхозу» руки и ноги отнимались настолько, что хотелось все бросить, раздобыть ружье и уползти в лес, чтобы стать партизаном. Еще через три часа школьные кабинеты и коридоры казались райским местом. Домой мы возвращались грязные, уставшие, злые.

Но были и приятные моменты. В 1987 году нас отправили в колхоз летом, в каникулы, на две недели! Мы жили в общежитии деревеньки Красное Поле, находящейся недалеко от города. С утра ковырялись на полях под музыку (кто-то привез с собой переносной магнитофон на батарейках и часами мучил нас модной тогда группой «Мираж»), вечером играли с нашим физруком в футбол на стадионе ближайшей школы, а иногда даже ходили в сельский клуб смотреть фильм. Ночью физрук, ночевавший в нашей палате, травил байки и пересказывал содержание западных видеофильмов. «Вожатой» у нас была преподавательница русского языка и литературы Светлана Михайловна — молодая, красивая, высокая, с длинными темными волосами и упругой… ну, в общем, вся она была упругая. Как учительница она всегда излучала строгость и справедливость, но в то лето, сбросив кандалы условностей, она открылась перед нами с другой стороны. В эти две недели Светлана Михайловна была нам другом, наставником и интересным собеседником. Клянусь, вернувшись в город, я немного грустил, что все закончилось…

Пожалуй, на нашей «русичке» я еще немного задержусь.

Скажи, у тебя есть любимые учителя? Я знаю, что все они «редиски, бесчувственные чурбаны и вообще бесят» (уверяю, через двадцать лет ты запоешь иначе), но ведь кто-то же должен быть нормальным! Хоть один!