Александр Ройтман - Они пришли ко мне…

Хотя.. если бы он выбрал проиграть — я бы тоже понял: иногда важно просто опустить руки.

Она сказала, что всю жизнь у нее болит душа. Болит то сильнее, то меньше, но болит всегда. Она сказала:

— Я несу свой крест.

— Покажи, — сказал я.

— Ты разве не видишь? — спросила она.

Я посмотрел повнимательнее.

— Нет, — сказал я. — Креста не вижу.

Она попыталась улыбнуться.

— Ты же понимаешь, о чем я.

— Открою тебе страшную тайну, — я пожал плечами, — я не телепат.

— Ок, — сказала она, — слушай.

Она рассказала мне всю свою жизнь. Как автобиографию. «Сдала» все свои секреты, замужества, разводы, отношения, взлеты и падения. Ее жизнь показалась мне необычной, яркой, разной. Когда она замолчала, я сказал:

— Интересно, прямо как роман.

— Да, — она грустно кивнула. — Роман без конца.

— Ну, до конца тебе еще лет 40, я надеюсь, — сказал я.

— Не хочу! — отрезала она. — Не могу больше! Хочу сдохнуть.

Я искренне удивился:

— Почему?

— Сколько можно мучиться? — ответила она вопросом на вопрос.

— Послушай, — сказал я, — по-моему то, что ты называешь «мучиться», и есть жизнь.

— Бред, — диагностировала она.

Я пожал плечами.

— Как скажешь.

Она помолчала.

— А ты мучаешься? — неожиданно спросила она.

— Сейчас не особо. Скорее раздражаюсь.

Она усмехнулась.

— Я не про сейчас. Вообще, в жизни.

— Ну, — я задумался, — мучаюсь я обычно, когда происходит что-нибудь плохое. Например, с женой если поссорюсь, мучаюсь ужасно. — Я поежился.

— А часто ты ссоришься с женой?

— Да все время! — признался я. — Она у меня ужас какая скандальная!

— Что-то не похоже, чтобы ты мучался, — сказала она с подозрением.

— Нет, конечно, сейчас мы не ссоримся!

Она вздохнула, так тяжело, что мне стало ее жалко.

— Послушай, — сказал я, — ты меня прости, но я тебя не понимаю. Ну я тупой, да, но уж какой есть. Я чувствую себя виноватым перед тобой.

— Ты не должен, ты психолог, — заклеймила она меня.

Я промолчал. Что тут скажешь?

— Ты можешь снять меня с креста? — спросила она замогильным голосом.

— Не могу, — сказал я вредным голосом.

— Попробуй, пожалуйста, — жалобно так.

— Послушай, миленькая, — сказал я решительно, — шла бы ты домой. Я бы тебе даже деньги вернул, хотя это не в моих правилах. В любом случае ни за какие деньги я не готов быть использованным вслепую и тянуть кота за хвост. Начинаю, понимаешь ли, мучиться, а я этого не люблю.

Она зависла с каким-то странным выражением на лице. Я решительно ничего не понимал.

— А я люблю, — сказала она минут через 10, я уже почти заснул и забыл, о чем шла речь.

Потом я вспомнил, но все равно спросил:

— Кого любишь?

— Мучиться люблю, — сказала она.

— А… — я пожал плечами, — так мучайся на здоровье.

Она смотрела на меня во все глаза. Ну до чего странная!

— Давай я тебе справку напишу «разрешаю мучиться в свое удовольствие 40 ближайших лет». Поставлю печать Института Ройтмана, подпись и сегодняшнюю дату. Могу с логотипом сверху. Настоящая будет бумага, вот увидишь. Ты ее повесишь на стенку и будет тебе счастье.

— Напиши, — сказала она серьезно.

И я написал, а вы что думали? Отличная получилась бумага! И последующей работой с этой клиенткой я очень доволен, даже горд. Мучаться она, правда, не перестала, но, по-моему, имела полное право: ее муж оказался не менее скандальным, чем моя жена.

Он понял, что боится. Ему было трудно поверить в свой страх, этому 45-летнему мужчине, который ходил на медведя, прыгал с вышки, участвовал в разборках, а недавно поставил на кон все свое состояние. И выиграл.

А теперь он боялся. Так сильно, что даже вычитал в интернете термин «паническая атака».

— Саша, я болен? — спросил он.

— Наверняка, — на всякий случай подтвердил я.

— Чем?!

— Чем? — ответил я эхом.

Он долго молчал.

— Я боюсь темноты, — медленно начал он. — Боюсь тишины. Боюсь водителя, который мне «подрезает». Боюсь, что мой сын упадет с горки. Боюсь, что меня разлюбит жена. Или что я ее разлюблю..

— А вот это уже интереснее. Про жену, я имею в виду.

— Почему? Ты думаешь, меня нельзя любить?!

— …такого? — в тон ему отозвался я.

— Да. Такого.

— Думаю, нельзя.

— Почему ты так думаешь?!

— А за что тебя любить?

Я бросал гайки наугад. Сказать по правде, мне было не совсем понятно, ни чего он боится, ни за чем он пришел.