Павел Симонов - Метод К.С. Станиславского и физиология эмоций

Вторая характерная черта неврозов у человека — их преимущественное возникновение под влиянием эмоционально окрашенных конфликтов.

Изучая анамнезы заболеваний неврозом, часто ли вы встретите невроз, явившийся результатом «чисто кортикального» перенапряжения, например, у человека, который в совершенно спокойной обстановке решал сложную техническую задачу или математическое уравнение? Зато как часто под психической травмой мы подразумеваем эмоциональную травму: утрату близкого человека, служебные и семейные конфликты, катастрофу чаяний и надежд. Причем это непременно будут отрицательные эмоции, ибо никто еще не видел невроза, возникшего на почве слишком сильной радости и удачи. Выдающийся советский невропатолог М.И. Аствацатуров говорил, что сердце поражается страхом, печень — гневом, желудок — апатией и подавленным настроением, эвакуация из полостных органов — беспокойством.

Клиницисты и физиологи давно подметили особый вред подавления внешних признаков отрицательных эмоции (Г.Ф. Ланг, X. Гент, П.К. Анохин и др.). Мы не ссылаемся на давние наблюдения З. Фрейда, потому что ценные факты этого исследователя оказались заслонены и скомпрометированы в истории науки его идеалистическими и совершенно произвольными обобщениями. П.К. Анохин (1956, 1958) подчеркнул, что фактически речь идет не об устранении эмоциональных реакций но избирательном произвольном вытормаживании только их двигательного компонента. Этому селективному вытормаживанию принадлежит, по мнению П.К. Анохина, важнейшая роль в генезе невротических состояний. Задержка двигательного компонента отрицательной эмоции, как правило, усиливает ее вегетативные проявления (М.Р. Могендович 1957), в частности, вызывает сужение коронарных сосудов сердца, в то время как осуществленный оборонительный рефлекс кровотока (Г.Н. Аронова и сопровождается ускорением Т.А. Маева, 1958).

Границу, которую мы проводим между преимущественным поражением подкорково-эмоциональной сферы и сохранением высших кортикальных функций, разумеется, нельзя абсолютизировать. Можно назвать ряд психозов с ярчайшей картиной патологии эмоций и, напротив, трудно отрицать снижение интеллектуальной продуктивности у больного неврозом: слишком тесно связаны эти две стороны психической деятельности человека. И все же положение о решающем значении эмоционально-подкорковой патологии при неврозах следует, по нашему мнению, оставить в силе.

На высокую устойчивость высших кортикальных функций, наряду с поражением вегетативно-подкорковых образований, указывает и тот факт, что при самой сильной и длительной травматизации психики люди сравнительно редко становятся психически больными. Что может быть более травмирующей ситуацией, чем пребывание в фашистских лагерях смерти, да еще на фоне физического истощения от непосильной работы и голода? Однако тщательный анализ состояния больших контингентов, находившихся в нацистских лагерях, показывает, что число лиц сошедших с ума сравнительно невелико. Зато как много случаев патологии сердечно-сосудистой системы и желудочно-кишечного тракта (В.М. Морозов, 1958). Французские авторы не без основания полагают, что причиной соматических расстройств у бывших депортированных и военнопленных является патология ( «гипертония» ) гипоталамуса наряду с восстановлением функций коры головного мозга.

Итак, и результаты опытов на животных, и тщательный анализ клинико-физиологических данных о неврозах человека все больше и больше убеждают нас в том, что в основе невротических состояний лежит патология подкорковых образований мозга в условиях недостаточности компенсирующих влияний коры, этого наиболее стойкого, совершенного и пластичного отдела центральной нервной системы высших животных и человека. Будем надеяться, что дальнейшее развитие науки произнесет окончательный приговор по вопросам, столь остро волнующим исследователей сегодняшнего дня.

Третьей характерной чертой невроза является сохранение критического отношения к своему состоянию, сохранение контроля за своим поведением. Известно, что даже в крайнем случае истерического припадка больной не разобьется при падении; припадок будет протекать различно в зависимости от того, как ведут себя лица, окружающие больного (С.Н. Давиденков, 1957). В еще большей степени сказанное относится к больному, который сам обращается к врачу с просьбой о помощи, об изучении. Как часто страдающий психастенией сообщает о своем чувстве, что живет, движется, ощущает не он сам, а кто-то другой, за него (В.К. Федоров, 1959).