Андрей Курпатов - Мышление. Системное исследование [litres]

По сути, это сопротивление «других людей» (наших интеллектуальных объектов) нам же в нашем же индивидуальном мире интеллектуальной функции и формирует в нас некую сетку естественных ограничений. И все это в конечном итоге приводит к тому, что мы можем пользоваться собственным индивидуальным миром интеллектуальной функции как вполне работоспособной структурой, обладающей необходимыми для этого внутренними ограничениями («скелетом»).

Третий тезис. Поскольку специфическое мышление человека (в отличие от феномена интеллектуальной активности как таковой) актуализируется только в тот момент, когда он сталкивается с каким-то препятствием [Л. С. Выготский], то очевидно, что подобными «точками сопротивления» для нас, побуждающими наше мышление (разворачивающееся, понятно, в нашем индивидуальном мире интеллектуальной функции), являются «другие люди». Именно они – эти специфические объекты нашего индивидуального мира интеллектуальной функции – и формируют в нас тот каркас (скелет), который определяет саму логику нашего мышления, его траектории, поле его сил, особенности его внутреннего напряжения.

Если бы какие-то интеллектуальные объекты нашего индивидуального мира интеллектуальной функции могли бы сопротивляться друг другу сами по себе, то мы бы вполне могли создать то, что Людвиг Витгенштейн называет «приватным языком». Но это, как мы знаем, совершенно невозможно, и такой язык не может быть создан именно по причине того, что интеллектуальные объекты, которые должны были бы его составлять, не сталкивались бы (вне специфической матрицы «других людей»), образуя новые конфигурации, а проходили бы сквозь друг друга, подобно призракам.

То есть если смотреть на это дело предельно строго, то оказывается, что думаем в себе не мы сами, а как бы эти «другие люди» (хотя понятно, что они – тоже интеллектуальные объекты нашего внутреннего психического пространства). Наша мысль, так сказать, движется не сама по себе, а по принуждению – под влиянием того поля сил, которое возникает в нашем пространстве мышления (в нашем индивидуальном мире интеллектуальной функции), потому что данные специфические интеллектуальные объекты («другие люди») расположились в нем так, а не иначе. Кроме того, надо полагать, и сложность организации этих специфических интеллектуальных объектов будет играть здесь существенную роль, именно она будет определять напряжение и силы внутри этой системы.

Четвертый тезис. Изначально (если смотреть на это дело онтогенетически), никакие интеллектуальные объекты нашего индивидуального мира интеллектуальной функции не имеют в нем естественной жесткой структуры, которая была бы сопряжена с действительной реальностью как таковой. В связи с этим именно от того, как образована эта структура отношений «других людей» (соответствующих интеллектуальных объектов) в моем индивидуальном мире интеллектуальной функции, зависит и то, какими в принципе способами думать (организовывать интеллектуальные объекты) я буду располагать.

Если мы обратимся к пространству нашего мышления и посмотрим на интеллектуальные объекты, его составляющие, то увидим, что все они так или иначе порождены нами на основе неких фактов. Например, моя кровать является достаточно мягкой – это факт [61] В дневниках Витгенштейна находим запись, датированную 10 декабря 1914 года, сразу после того, как ему удалось перевестись с корабля, на котором он проходил службу, и впервые лечь спать в нормальных условиях: «Очень устал, потому что очень много бегал. Какая милость иметь возможность снова спать в постели! Какая милость факта». Собственно, из таких фактов и состоят в существе своем наши интеллектуальные объекты. Это не просто какие-то идеи, это отношения вещей (объектов) действительной реальности, становящиеся содержанием нашего индивидуального мира интеллектуальной функции. , у меня постоянно мерзнут ноги – это факт, и я вообще не люблю холод – тоже факт, когда я читаю, мне приходится отодвигать от себя текст чуть дальше, чем прежде, – факт, есть несколько цветов, которые я предпочитаю в одежде, – факт, я совсем не гурман, но есть еда, которая мне действительно нравится, например, чернослив в шоколаде, – факт, а еще я курю и мне нравится исключительно трубочный табак – факт и т. д. и т. п.

Бесчисленность этих фактов и образует интеллектуальные объекты моего индивидуального мира интеллектуальной функции – и тут все, от еды и мебели до частей моего собственного тела и ощущений, которые я этими частями могу испытывать. Но нам трудно представить собственные интеллектуальные объекты так (в том качестве), как они на самом деле в нас существуют. Нам кажется, что есть слова, а есть то, что мы понимаем под каждым конкретным словом (их значения), но это лишь такая – вполне продуктивная – реконструкция реальности. В действительности, конечно, это лишь некая модель того, что происходит на самом деле [62] Причем модель, надо сказать, созданная старанием лингвистов [Ф. де Соссюр, Г. Фреге, Ч. С. Пирс, Э. Бенвенист] – теми, кто занимается изучением языка, а не человека и его мышления. .