Изабель Гиллис - Cozy. Искусство всегда и везде чувствовать себя уютно [litres]

«Благодаря ластику прощение стало возможным».

Карандаши. Знакомые всем, крепкие и надежные инструменты, которые есть, наверное, в каждом доме. Простой карандаш незаменим при составлении списков и таблиц, рисовании каракулей, тонких, средних и толстых линий, решении математических задачек, а также для заметок на полях книг и в календарях, составления чертежей, корректировки рецептов, планирования бюджета, игр, – или же он может просто лежать на столе: один вид карандаша ассоциируется у меня с уютом. Есть в нем нечто такое, что будто бы говорит: «Я помогу тебе в твоих начинаниях!»

Карандаши, как правило, сделаны из дерева – теплого материала, приятного на ощупь или даже на зуб. Грызли ли вы когда-нибудь карандаши или сдерживались? На некоторых карандашах значится название компании, эдакое робкое проявление корпоративной гордости. Можно наточить карандаш до нужной остроты при помощи всевозможных инструментов – маленьких карманных или тяжелых электрических, со специальной ручкой, которую нужно крутить, пока карандаш не заточится как следует.

Существует множество марок и широкая шкала твердости, что позволяет подобрать карандаш на любой вкус, – ведь все они разные, как и люди. Иногда кажется, будто бы знаешь человека, но задавались ли вы вопросом, какие карандаши им нравятся? Вопрос как будто бы прост, но ответив на него, можно многое понять о человеке.

Моя соседка сверху так ненавидит карандаши без ластиков на конце, что едва только такой карандаш попадается ей на глаза, она немедленно исправляет это досадное недоразумение, приделывая к нему запасной ластик, которые в ее доме не переводятся. Карандаши бывают всех цветов радуги. Можно заложить карандаш за ухо или вставить в волосы, собранные в конский хвост. Я постоянно так делала, когда работала официанткой.

И хотя для меня карандаши – часть повседневной жизни (у нас в квартире, кажется, живет сотня карандашей самой разной длины и остроты), у многих, даже в наш компьютерный век, они ассоциируются с далеким детством и школьными годами.

Самый очевидный способ лучше узнать себя – это изучить свою историю, историю своего народа, семьи. Это не самая простая задача, ведь в прошлом у каждого из нас есть тайны, боль, потери, к которым не хочется возвращаться. Порой эта паутина настолько запутана, что мы не можем с уверенностью сказать, где в ней наше место. Это действительно сложно, но позвольте пояснить на примере фасоли. Четкое осознание того, откуда происходит та или иная вещь – как фасолинка – внушает ощущение уюта. На фермерском рынке, что на Девяносто седьмой улице Нью-Йорка, есть один продавец – он продает фасоль, которую в их семье выращивают уже несколько поколений. Фасоль эта упакована в пакетики, уложенные в широкие плетеные корзинки. Она того же цвета, что и масти коров: светло-бурая, багровая, клюквенно-красная, желтовато-коричневая и белая в черную крапинку. Чтобы набрать фасоли одного цвета, придется снять перчатку и покопаться в корзине. А пока вы отбираете клюквенно-красные фасолинки, фермер, стоя у края стола, с гордостью рассказывает их историю. «Только посмотрите, какие замечательные отметины на огненной фасоли! В этом году она удалась на славу. А вы знали, что есть свидетельство о том, что их выращивали еще в XVIII веке?» Признавая происхождение какой-либо вещи, вы повышаете и ее значение, и ценность того, что делаете, используя эту вещь. И вот вы уже замачиваете не какую-нибудь там фасоль, а фасоль с богатой родословной. Быть может, ее предков ел сам Альмансо Уайлдер из «Маленького фермера» [1] Farmer Boy – классическая детская книга американской писательницы Лоры Инглз Уайлдер. на своей ферме близ Нью-Йорка (в «Маленьком фермере» постоянно говорят о фасоли).

Четкое осознание того, откуда происходит та или иная вещь, внушает ощущение уюта.

Узнавая историю, мы встраиваем самих себя в коллективное прошлое, становимся его частью. История помогает нам установить контакт с местами и людьми, с которыми, как казалось, нас ничто не связывало. Иногда чем дальше вглубь поколений мы уходим, тем ближе подбираемся к собственной сути. Это как в музее: есть что-то успокаивающее даже в самых тяжелых произведениях – таких, как «Герника» Пикассо, – что помогает нам лучше понять универсальный коллективный опыт. И пусть мы не понимаем иконографию на древнем артефакте, привезенном из Ирака, или на средневековом гобелене, или на полотне Сезанна, но мы интуитивно чувствуем заложенные в них общечеловеческие символы. Я бы сказала, понимание идеи, заключенной в произведении искусства, успокаивает и вселяет ощущение уюта, но иногда, как говорил мой бывший муж, наставляя детей перед посещением музея, полезно и просто созерцать.