Руби Уэкс - Быть собой

Самое время нам очнуться ото сна и начать замечать сигналы, которые посылают нам наше тело и мозг, — замедлиться и оглядеться вокруг. Я не имею в виду навсегда — просто останавливаться время от времени, чтобы наполнить баки топливом, прежде чем вернуться в безумную гонку под названием «жизнь». Один мой знакомый, специалист в области нейробиологии, недавно пережил инфаркт. Казалось бы, уж он-то должен кое-что знать о работе мозга. Ему должно быть известно, что два часа сна в сутки и 400 рабочих часов в неделю — это не самый правильный режим. Но через три дня после приступа он объявил, что не собирается брать ни одного выходного и продолжит читать лекции студентам с больничной койки, подключенный к прибору искусственного дыхания и с трубками, торчащими из носа. Это доказывает только одно: нейробиологи тоже могут быть идиотами.

Еще один фактор, способствующий развитию у нас нервного истощения, — это то, что мы постоянно сравниваем себя с другими, все время оглядываемся по сторонам в поисках самого крутого. В животном мире из личинки пчелы может развиться и матка, и рабочая пчела, в зависимости от того, чем кормят эту личинку. Пчелиный улей представляет собой сложную социальную структуру, а в состав пчелиной семьи входят рабочие пчелы, пчелы-кормилицы, рабочие пчелы из свиты матки, которые ухаживают за маткой: дают корм, чистят ее тело, очищают ячейки сот. Здесь нет пчел — жен футболистов и пчел-селебрити. Каждая пчела получает положенную ей еду, и никакого духа соревнования: рабочая пчела не мечтает стать маткой. Мы же не приемлем полумер, нам надо всё и сразу: быть королевой, давать потомство, убирать, кормить и еще научиться крутить хула-хуп. Поэтому у нас все заканчивается ксанаксом [10], а у пчел нет. В любом случае я как никто знаю, что такое сравнение — это один из ингредиентов моего невротического бульона.

Я в Эдинбурге, чувствую себя полным ничтожеством и пытаюсь понять почему. На первый взгляд у меня все замечательно — мое телешоу, моя жизнь, моя работа, — в чем же дело? Наконец до меня доходит.

Я на званом ужине и сижу рядом с Брайаном Коксом. У меня трясутся поджилки, потому что он — молекулярный генетик, астрофизик, занимается физикой частиц, участвует в эксперименте на Большом адронном коллайдере и прочая, прочая.

Он привлекателен внешне и выглядит лет на десять. Из-за этого срабатывает один из моих триггеров — сравнение. Я пытаюсь выудить что-то из пустоты под названием «мозг Руди» и с трудом произношу, так как в горле внезапно пересохло: «Если бы существовало бесконечное множество параллельных Вселенных, что означало бы существование бесконечного множества меня, как бы мне удалось справиться с едой одной вилкой?»

Возможно, Брайан считает меня не совсем безнадежной, поэтому продолжает рассказывать, что 600 000 лет назад, когда на планете наконец появилось достаточное количество кислорода, одна клетка с митохондриями (я киваю, будто знаю, что это такое) какого-то гриба начала «вдыхать» кислород, в то время как другая клетка «выдыхала» метан. Мне крыть нечем. Я подумываю притвориться, что я в глубоком обмороке.

Молчание затягивается, и Брайан переводит внимание на мужчину напротив. Брайан рассказывает ему, что ученые могут определить, насколько далеко способна мигрировать клетка из центральной части Африки до Египта. Мужчина не отвечает, и я делаю вывод, что он такой же глупый, как и я. Однако тут Брайан сообщает мне, что это ведущий мировой космолог. Я сдуваюсь. Карлос Френк (найдите его на YouTube; когда я это сделала, я чуть не задохнулась). Вечер закончился не слишком удачно. Вероятно, я немного переборщила с алкоголем. Никто не попросил у меня номер телефона.

Эта старая как мир история со сравнением сводит нас с ума. Некоторые вполне довольны тем, что имеют. Я знаю, такие люди где-то есть: в деревне, среди природы, растят своих цыплят, доят коров и сидят возле костра, поджаривая на огне маршмеллоу. Что касается всех остальных, то мы затравлены витающими в воздухе ожиданиями относительно того, чего у нас нет, но что мы должны иметь, если хотим быть крутыми. Дело уже не в том, чтобы угнаться за соседом, а в том, чтобы оставить его позади глотать пыль и кипеть от негодования.

Сравнение уходит корнями в далекое прошлое. «Почему мое пещерное платье не такое красивое, как у Фрэн?», «Почему у меня не такой большой гульфик?» Всегда одно и то же — «Почему? Почему? Почему?», и это вызывает стресс. Мы из кожи вон лезем, чтобы добиться чего-то большего. Так было всегда: мы страдаем от тщеславия и иллюзий, раздирающих нас на части. Мы как голодные духи, томящиеся в бесплодных попытках найти то, не знаю что. Наверно, скоро появятся эпитафии вроде «Она умерла от зависти» или «Он умер, так как у него был слишком маленький автомобиль».