Руби Уэкс - Быть собой

Ваш ребенок — это не ваше продолжение

Вероятно, Господь специально наделил младенцев запахом, перед которым просто невозможно устоять, чтобы вы не смыли ребеночка в унитаз после первой истерики. Но что не дает угаснуть интересу к ребенку после того, как этот запах проходит? Думаю, все держится на убеждении, что ребенок — это ваше отражение. Вы склоняетесь над детской кроваткой и вглядываетесь в нее, как герой древнегреческого мифа Нарцисс всматривался в свое отражение в воде, пока не влюбился в него.

Затем неожиданно приходит осознание, что этот ребенок — это не вы. У него свои особенности характера и поведения, и малыш, который некогда вызывал у вас восхищение, теперь осмеливается ослушиваться вас и действовать по собственному усмотрению. У вас есть два варианта. Первый — порадоваться, что вы дали жизнь личности, и продолжать в том же духе. Второй — взять колотушку и обрабатывать этот кусок глины, пока он не станет вашим образом и подобием.

Фактически, когда мать впервые видит свое чадо, ей кажется, что он похож на отца и немного на нее. (На самом деле младенец не похож ни на одного из них — все младенцы похожи на сморщенные сливы, но Мать Природа заставляет женщину верить, что ее потомство похоже на отца, чтобы стимулировать отца держаться где-то рядом.) Кроме того, если вы думаете, что точно можете разглядеть в младенце признаки того, что он — будущий математический гений или звезда тенниса, опять-таки это исключительно сила вашего воображения. С самого начала вам нужно постараться видеть в своем ребенке отдельную личность, а не свою проекцию. Младенцу нужно обеспечить выживание, и природа использует весь имеющийся в ее распоряжении арсенал средств, чтобы убедить вас, что этот крошечный голубой или розовый сверток и есть средоточие всех ваших надежд и чаяний. В противном случае вы бы не взялись растить его ни за какие коврижки. Этот человеческий детеныш — будущий вы, он — носитель ваших генов, так что в ваших интересах верить, что этот младенец станет следующим мессией.

Я помню, в детстве мне делали операцию на ногах. Лежа после операции, я умоляла мать включить кондиционер: в Чикаго стояла такая жара, что насекомые не могли сдвинуться с места. Мать отказывалась, потому что, по ее словам, это были «деньги на ветер». Я продолжала умолять, не в силах встать сама на свои перебинтованные ноги. В конце концов матери надоело меня слушать, она подошла к стене и ткнула в нее пальцем где-то рядом с кондиционером, а затем начала имитировать звук работающего кондиционера… Словно я не почувствую разницу.

Я постоянно на страже, в боевой готовности, отслеживаю, чтобы сейчас у меня самой не проскользнули случайно ее нотки.

Она любила меня как абстрактного ребенка, а не меня как личность. Она думала, что я стану ее копией. Не получилось. Она была настоящей красавицей, а у меня были зубы как у бобра. Меня часто наказывали, потому что мать не могла понять, что я — не такая, как она. Тогда я не знала, что у нее сильнейшее обсессивно-компульсивное расстройство личности. Она заправляла мою кровать, когда я все еще в ней спала, держала салфетку у моего подбородка, пока я ела какой-нибудь фрукт, сортировала мое нижнее белье в хронологическом порядке по году, в котором мне его купили, на коленях драила губками весь дом, чтобы избавиться от пыли.

Мне не было позволено иметь ни одной черты характера, привычки или мысли, которые были бы не ее. Возможно, моей матери стоило бы дать куклу, а не ребенка — это бы всем облегчило жизнь.

Очень важно видеть в своем ребенке личность, любить его таким, какой он есть, уважать его вкусы и склонности (если только к ним не относится коллекционирование чучел тупиков). Ему не нужна ваша критика — он получит ее сполна, когда вырастет. Если вы практикуете осознанность, вы сможете почувствовать, что чувствует он, и ваша эмпатия станет для него надежным щитом от нападок, которые ждут его во взрослой жизни.

Мои родители не смогли меня принять. Они были без ума от очаровательной пухлой крохи, но, как только эта кроха открыла рот и произнесла первые слова, их любовь закончилась. Подавляющую часть своей жизни я провела в поисках людей, которые полюбили бы меня такую, какая я есть.

В отличие от моих, родители Эда словно сошли со страниц сказки. Кто знает, может быть, я и замуж за него вышла из-за его родителей. Для них не могло быть слишком много заботы. Мама Эда была словно автомат по производству булочек. Она взбивала подушку за мгновение до того, как ее касалась моя голова. Порой мне казалось, что она с чашкой чая стоит у меня под дверью и ждет, когда я проснусь. Можете представить, что я стала частью такой семьи? Я чувствовала себя как в одном из романов Диккенса, где сиротка после долгих лет унижений и оскорблений наконец обретает счастливый дом и теплый очаг.