Жак Адамар - Исследование психологии процесса изобретения в области математики

Более того, по Рибо, люди, принадлежащие к этому типу типографского видения, не могут представить, что мысль других людей может протекать по-другому.

Это то же состояние ума, которое мы уже заметили у Макса Мюллера, когда дело касалось более общего способа мышления словами. Этот случай является действительно поразительным, особенно, когда мы его встречаем у людей, привыкших к обсуждению философских вопросов. Как нам удивляться, что людей сжигали на костре из-за расхождений во взглядах по теологическим вопросам, когда мы видим, что такой крупный учёный, как Макс Мюллер, в связи с безобидным психологическим вопросом употребляет презрительные слова по адресу своего старого учителя Лотце, так как тот написал, что логическое значение данного предложения не зависит от формы записи, в которой оно выражено? [93].

Таким образом, мы вовлечены здесь в обсуждение раздела психологии, весьма далёкого от предмета нашего изучения. Некоторые части этой главы можно было бы назвать «Случай психологического непонимания».

Это далеко не единичный пример того, что: 1) психология различных индивидов может существенно различаться; 2) в этом случае одному, быть может, почти невозможно понять состояние рассудка другого [94].

Разумеется, я должен опасаться того же отсутствия понимания. Конечно, я должен засвидетельствовать, что не понимаю, как возможны типографское или какое-нибудь другое словесное видение, и я с трудом могу себе помешать думать словами Гёте:

«Denn wo Begriffe fehlen,

Da stellt ein Wort zur rechten Zeit sich ein»

Бессодержательную речь

Всегда легко в слова облечь. [95]

Но я не могу забывать о том, что такие люди, как Макс Мюллер и другие, не из посредственностей, думают именно так, хотя я и не могу их понять.

В связи с этим я сожалею, что Рибо не опубликовал имя физиолога, о котором он говорит, и что поэтому мы не в состоянии составить себе мнение о ценности его труда.

Для тех из нас, кто не думает с помощью слов, основная трудность в понимании тех, кто думает словами, состоит в том, что мы не понимаем, как они могут быть уверены в том, что не введены в заблуждение словами, которые они используют (см. условие б) на стр. 71).

Как сказал Рибо [96], «слово похоже на бумажные деньги (банковские билеты, чеки и т. д.), оно столь же полезно и столь же опасно».

Такая опасность не осталась незамеченной. Локк указывает на наличие значительного количества людей, которые используют слова вместо идей, и мы видели, что Лейбниц не мог не испытывать некоторую тревогу, касаясь влияния употребления слов в своём мышлении на ход мысли.

Любопытно, что сам Макс Мюллер косвенно говорит об этом. Он противопоставляет Канту своего друга Гаманна, которого он осыпает похвалами, и цитирует его: «Речь является не только основой всякого мыслительного процесса, но одновременно и центральной точкой, от которой начинается и непонимание рассудком самого себя. Для меня проблемой является выяснение не того, что такое рассудок, но что такое речь. Я подозреваю, что именно там кроется причина ложных умозаключений и противоречий, в которых обвиняют рассудок».

Всё было бы хорошо, если бы в заключение Макс Мюллер посоветовал нам остерегаться таких недоразумений, причиной которых является речь; но, напротив, он считает, что слова сами по себе не могли бы никогда повести к ошибке: «Слово само по себе является ясным, простым, точным; но мы сами его перемещаем, засовываем неизвестно куда и этим производим нечто сумбурное».

Я не заговорил бы снова о Максе Мюллере, если бы заявление, содержащееся в этом отрывке из "Introductory Lectures", не шло бы дальше уже исследованного вопроса употребления слов в мышлении. Однако непосредственно после этой цитаты из Гаманна, следуя, видимо, своему специфическому подходу, он нам говорит о «науке мысли, основанной на науке речи». Не хочет ли он заставить нас поверить, что речь должна не только сопровождать мысль, но должна даже ею руководить?

К несчастью для этого тезиса такая попытка ему не всегда удаётся: нужен был человек, который отождествляет слова и мысли, чтобы атаковать теорию Дарвина [97], принимая во внимание лишь слово «селекция» и пренебрегая, как мнимой «метафорической маской», смыслом слова «селекция» у Дарвина.

Напротив, мыслитель, использующий слова в процессе мышления, может понять, что не только слова, но и вспомогательные знаки любого другого вида играют лишь роль своего рода этикетки, скреплённой с идеей. Он более или менее сознательно (что было бы интересно изучить) пользуется методами, пригодными для того, чтобы обеспечить именно такую, а не какую-нибудь другую роль. Мы видели, что сам Пойа, единственный из опрошенных мною математиков, мыслящий с помощью слов, вводит лишь одно слово в целую последовательность мыслей, чтобы выделить центральную идею, в то время как для Джесси Дугласа некоторые из слов представлены простым ритмом их слогов. Один из моих коллег, специалист по литературе, думает с помощью слов, но он вводит время от времени несуществующее слово. При сравнении этого процесса с приводимым Дугласом и Гальтоном, становится очевидно, как мне кажется, что они сводятся к одному и тому же.