Джеймс Карс - Конечные и бесконечные игры

Такое происходит, только если миф звучит в нас. Он звучит во мне, если я слышу его голос во мне, а не как мой. Я не резонирую, когда цитирую Джереми, если я говорю как Джереми, лишь тогда когда Джереми говорит так, что его речь прикасается с подлинным голосом во мне. Речь жителей Нью-Йорка резонирует не потому, что они говорят как жители Нью-Йорка, а потому что, когда они говорят, мы слышим жителей Нью- Йорка в их голосах.

Резонанс мифа стирает очевидное различие между историей, рассказанной одним человеком другому, и историей о том, как они говорят и слушают друг Друга. С одной стороны находится ваша история о Мухаммеде, с другой – история о вашем повествовании о Мухаммеде. Обычно мы ограничиваем историю словами говорящего, но таким образом мы цитируем историю, а не рассказываем. Если история будет иметь отношение к вам, вы не просто будете ее пересказывать как историю о Мухаммеде. Я почувствую прикосновение и отреагирую всем своим естеством. Что-то начинается. Прикасаясь ко мне, вы тоже чувствуете прикосновение. Между нами что-то начинается. Наше отношение друг к другу драматично. Эта драма возникает из рассказа истории Мухаммеда, наша история резонирует с его историей, а его история с нашей.

Когда рассказывают мифы, и они продолжают звучать в повествовании, они доходят до нас звучащими очень ярко. Громкие истории и истории процесса рассказа звучат глубоко. Их сила проявляется в их возможности пригласить нас в свою драму. В этой драме можно найти историю всех голосов, эхо из тысяч источников нашей культуры. Поэтому мифы совсем невозможно разгадать, только услышать внутри бесконечной игры, в которой правила – это структура повествования, в которой можно участвовать неограниченному количеству людей, в любое время вступить в эту драму, не закрепляя ее сюжетную линию, не заканчивая игру, никогда не играя финальную сцену. В таких историях многое может быть сказано о завершении, о смерти, но такие рассказы будут снимать пелену неизвестности со смерти и ее наступления, эти рассказы будут подхвачены течением игры и понесут ее подальше от конечной точки.

Мифы, вошедшие в резонанс, теряют автора. Даже когда священные тексты записываются человеком, представляющим себя как пророк или евангелист, люди считают, что эти слова сказаны впервые тому, кто их запечатляет, а не относятся к самому рассказчику. Моисей получил закон, а не сочинил его. Мухаммед услышал Коран, а не диктовал егосам. Христиане не читали Марка, лишь Евангелие от него. Индусы понимают их самые авторитетные тексты, веды, чтобы быть услышанными (санскр. «шрути» – услышанное), и литературу, вытекающую из вед, чтобы быть созданными (санскр. «шрити» – запомненное).

Евангелие больше не услышать нигде, кроме как от тех, кто сам его слышал. Конечно, я могу услышать жителей Нью-Йорка в вашем голосе, но я не вижу возможности услышать сам Нью-Йорк. Миф не существует сам по себе. Таким же образом, у него нет видимого происхождения. Кого бы мы могли назвать первым жителем Нью-Йорка?

Миф – это самая высокая форма нашего внимания к речи друг друга, она предлагает тишину, чтобы речь говорящего была слышна. Поэтому умение слушать больше ценится религией, чем умение говорить. Fides ex auditu (вера от того, что услышал). «Истинная вера приходит от слышания Слова Божьего» (апостол Павел).

Обратная сторона резонанса – это амплификация. Хор является единым выражением голосов, резонирующих друг с другом; громкоговоритель – это усиление единственного голоса, ведущее за собой исключение всех остальных голосов. Колокол резонирует, пушка амплифицирует. Мы слушаем звон колокола, мы оглушены пушкой.

Когда звук единственного голоса усиливается, становится невозможным услышать любые другие голоса. Мы улавливаем, что говорят по громкоговорителю не потому, что речь какая-то особенная. Магистерская речь – это усиленная речь, она создает тишину. Громкие слова равносильны командованию, поэтому такая речь сама хочет поскорее закончиться настолько предельно и быстро, насколько возможно. Усиленный голос хочет послушных действий со стороны слушателей и немедленного окончания их разговоров. С громкоговорителем невозможно устроить беседу.

Идеология – это амплификация мифа. Это предположение, что с начала и до конца истории люди знают, что добавить больше нечего. История должна послушно подчиняться идеологии, жить по ее законам. Например, европейские воины регулярно плавили колокола, чтобы производить пушки из полученного металла; метафизики нашли смысл своих мифов и выразили эти значения без повествовательных резонансов. Сами по себе мифы считаются в наше время ложными или курьезными, поэтому их лучше не замечать, если не запрещать сразу.