Карл Юнг - Архетипы и коллективное бессознательное [litres]

51Интерес к бессознательному стал для нас вопросом первостепенной важности – вопросом духовного бытия или небытия. Все, кому знакомы переживания, подобные описанным в сновидении, знают, что сокровище покоится в глубинах вод, и стремятся поднять его на поверхность. Они прочно стоят на земле и тем самым уподобляются – говоря языком притчи – рыбакам, вылавливающим с помощью крючка и сети все то, что плавает в воде. Они могут быть отъявленными глупцами, которые не понимают, что делают рыбаки, но истинные рыбаки не ошибутся в вечном смысле своих действий, ибо символ их ремесла на много столетий старше, нежели неувядаемая история о Святом Граале. Но не каждый человек рыбак. Часто развитие этой фигуры останавливается на раннем, инстинктивном уровне, и тогда это выдра, как нам известно по сказкам Оскара Шмица [27] [ «Fischottermärchen» в сб. Märchen aus dem Unbewussten , стр. 14 и далее, стр. 43 и далее . – Примеч. ред. ] .

52Смотрящий в воду видит собственное лицо, но вскоре за ним начинают появляться живые существа; рыбы, безвредные обитатели глубин – безвредные, если только озеро не населяют призраки. Это водяные существа особого рода. Иногда в сети рыбаков попадают русалки, полурыбы-полуженщины [28] См.: Paracelsus, De vita longa (1562), а также мой комментарий в ст. «Парацельс как духовное явление» [относительно Мелюзины, абз. 179 и далее, абз. 215 и далее]. . Русалки зачаровывают:

53Русалки представляют собой инстинктивную версию магического женского существа, которое я называю анимой . Известны также сирены, мелюзины (морские девы) [29] См.: изображение адепта в Liber mutus (1677) (сб. « Практика психотерапии» , рис. 13). Он рыбачит и поймал русалку. Его soror mystica , однако, ловит птиц в свою сеть, символизирующую анимус. Идея анимы часто появляется в литературе XVI и XVII веков, например у Витуса, Альдрованди, а также в толкованиях Tractatus aureus . См. главу «Загадка Болоньи» в моей работе « Mysterium Coniunctionis », абз. 51 и далее. , дриады, грации, дочери короля эльфов, ламии, суккубы, внушающие юношам безрассудную страсть и высасывающие из них жизнь. Морализирующие критики сказали бы, что эти фигуры суть проекции душевных эмоциональных состояний, пустые фантазии. Следует признать, что в этом есть известная доля истины. Но разве это вся правда? Разве русалка в самом деле всего лишь продукт нравственной слабости и распущенности? Разве подобных существ не существовало давным-давно, в те времена, когда пробуждающееся сознание человека еще было крепко связано с природой? Несомненно, духи лесов, полей и рек существовали задолго до возникновения вопросов морали. Более того, этих существ в равной степени боялись и почитали, а их весьма необычные эротические повадки считались отнюдь не главной их характеристикой. Сознание человека тогда было намного проще, а его власть над ним смехотворно мала. Огромная доля того, что сегодня мы воспринимаем как неотъемлемую часть нашего психического бытия, у примитивных людей представляло собой проекции самого разного рода.

54Слово «проекция» в действительности не вполне подходит, так как ничто из психики не было выброшено. Скорее, она приобрела свою нынешнюю сложность в результате ряда актов интроекции. Сложность психики росла пропорционально деспиритуализации природы. Обольстительная русалка из далекого прошлого считается сегодня «эротической фантазией» и может осложнить нашу психическую жизнь самым болезненным образом. Она предстает перед нами как русалка; она восседает на нас как суккуба; она меняет облик как ведьма, и в целом проявляет вопиющую независимость, которая абсолютно не подобает психическому содержанию. Иногда она рождает страсть, которая не уступает самым сильным чарам; иногда – ужас, который по силе может соперничать со страхом дьявола. Это коварное существо, которое появляется у нас на пути в самых разных обличьях и одеяниях, играет с нами злые шутки, вызывает счастливые и горькие иллюзии, депрессии, экстаз, неуправляемые вспышки эмоций и так далее. Даже в состоянии разумной интроекции русалка не теряет своей проказливой природы. Ведьма не перестала варить свои приворотные и смертельные зелья; ее магический яд ныне трансформировался в интригу и самообман. Хотя они невидимы, однако от этого отнюдь не менее опасны.