Лора Вандеркам - Чувство штиля. Продуктивность и спокойствие в эпоху вечных дедлайнов

Чем больше у вас воспоминаний, тем больше прошедшего времени может казаться неочевидным. Что понять эту связь, нужно знать, как мозг обрабатывает и архивирует происходящее. У нас есть краткосрочное, активное взаимодействие с окружающим миром. Мы можем повторить только что услышанный номер телефона, но многое из того, что проходит через нашу жизнь, либо лежит в архиве, похожем на гигантские стопки справочных бумаг в библиотеке, либо помещено в мусорную корзину памяти.

Вот, например, помните ли вы точно такой же день, как сегодня, только двухлетней давности? Может быть, в то время вы только пришли на работу, на которой трудитесь сейчас, или у вас был какой-то заметный успех или неудача.

Скорее всего, ничего не выделяло тот день из других. Ежедневная рутина была довольно комфортной. В такой обычный день вы встаете, готовите завтрак для себя и, возможно, кого-то еще, идете на работу, отвечаете на электронные письма, посещаете собрания, возвращаетесь домой, готовите ужин, смотрите телевизор и ложитесь спать — но все это вам удобно по какой-то причине. Вы не задумываетесь о рутине.

Мышление и каталогизация событий потребляют энергию. Но если не о чем думать, то нет смысла что-либо каталогизировать. Это решает мозг — не без оснований, — что жизнь была бы невозможна, если бы мы помнили все 15–17 часов бодрствования каждого дня. Некоторые аспекты жизни утилитарны. Вашему мозгу не нужно помнить, как вы одевались сегодня утром. Мудрые люди структурируют свою жизнь, чтобы ограничить пространство мозга, отведенное для утилитарных вещей. Гардероб священника, состоящий всего из 11 комплектов одежды, помогает ему сохранять когнитивную способность к принятию трудных решений.

Это действительно имеет смысл. Но когда дело доходит до времени и памяти, вот чем это может обернуться. Если вы ездите на работу по одному и тому же маршруту 235 раз в год и делаете это в течение примерно 4,25 года, то эти 1000 поездок мозг может записать в памяти как одну.

Вот так просто 1000 часов становятся одним часом. А вспомните, как проходит утро вашего обычного вторника. Вы сидите на рабочем совещании и часто поглядываете на часы. Каждый раз кажется, что собрание тянется вечность. Но это происходит с вами почти бесконечно — поэтому часы сжимаются в ретроспективе. Привычная прокрутка соцсетей перед сном занимает ваши часы, но это часы, которые вам не запомнятся.

Когда однообразия в жизни накапливается достаточно много, целые годы исчезают в провалах памяти. Если 1000 часов превращаются в один час, то промежуток жизни в 800 000 часов будет похож на 800, а это меньше пяти недель. Как пишет философ и психолог Уильям Джеймс [24] Уильям Джеймс (1842–1910) — американский философ и психолог, один из основателей и ведущий представитель прагматизма и функционализма. Некоторые ученые считают его отцом современной психологии. :

«Пустота, однообразие и привычность заставляют время съеживаться».

В таком случае время измеряется только в изменении роста детей. «Не могу поверить, ты уже такой большой!» — что-то подобное обычно с удивлением говорит взрослый ребенку, которого последний раз видел три года назад. Этот ребенок не заполнял когнитивное пространство взрослого в течение 26 280 часов.

Некоторых вещей не избежать, и все же по сравнению с рутинным существованием взрослого человека, другие периоды жизни кажутся более продолжительными. Поспрашивайте знакомых, и вы обнаружите: почти все считают, что время движется быстрее сейчас, когда мы старше, чем в прошлом, когда мы были моложе. На самом деле оно движется в том же темпе, поэтому единственное, чем можно объяснить это кажущееся ускорение, — наше восприятие времени изменилось.

Уильям Джеймс продвигает эту идею:

— Когда мы молоды, жизнь противоположна тысяче идентичных поездок на работу. Все вокруг в новинку. Мы не просто видим многое впервые. Мы познаем жизнь, мы рискуем, поэтому мы не можем воспринимать все как взрослые. Это создает эмоциональную напряженность, которая углубляет время.

В этом что-то есть. Я вижу, как по-разному мы с детьми взаимодействуем со временем и окружающим миром. Несколько лет назад одним снежным январским днем я пошла вместе с сыном на задний двор, чтобы приглядеть за ним. Сэму было шесть лет. Мы брели по нетронутому снегу, который доходил мне до колен, а Сэму — до пояса. Сын следовал за мной, пока мы не подошли к небольшому дереву. Сэм тут же перестал пробираться через сугробы, взобрался на дерево и медленно пополз вдоль ветки, которая находилась на высоте двух метров. Он довольно долго шепотом разговаривал сам с собой. Я напрягла слух. В конце концов до меня дошло — сын набирается смелости для того, чтобы спрыгнуть с дерева в снег. В тех мгновениях были и страх, и храбрость, и, наконец, пик возбуждения, когда Сэм бросился в белую пыль. Смешайте эту интенсивность чувств с новым, почти неузнаваемым пейзажем — мозг моего сына создавал воспоминания, подобно тому как мои ботинки оставляли следы на снегу заднего двора. Мой мозг, сконцентрированный на более прозаичных вопросах жизни, был больше похож на хорошо расчищенную, протоптанную дорогу. Мне бы и в голову не пришло спрыгнуть с дерева, даже если бы я не боялась, что поранюсь.