Ганс Айзенк - Эксперимент. Самые жестокие исследования в психологии

Этот принцип противоречит надеждам, связанным с исправлением преступников с помощью наказания. Награда за преступное деяние достается преступнику практически сразу; убийца получает удовлетворение от вида убитой им жертвы, насильник испытывает удовлетворение после изнасилования, а вор — от обладания желаемым предметом.

Таким образом, положительные награды не только крупны в размерах, но даются человеку практически сразу после совершения преступления. Негативные последствия преступной деятельности если и происходят, то происходят относительно нескоро. Недели, месяцы и даже годы проходят, прежде чем преступника удается поймать, прежде чем он предстанет перед судом и прежде чем он попадет в тюрьму. Таким образом, негативные последствия оттягиваются во времени, преступление и наказание разделяет продолжительный отрезок времени. Более того, в то время как преступник уверен в положительных последствиях преступления, он надеется избежать отрицательных. Невозможно предоставить какие-либо статистические данные относительно того, сколько преступлений совершается на самом деле и сколько из них в действительности рассматривается в суде; о многих преступлениях, возможно, даже об их большей части, не сообщают в полицию, и, следовательно, полиция ничего о них не знает. Даже если о преступлении становится известно, только четверть их можно доказать; а если учесть еще и тот факт, что в эту четверть также входят случаи, которые просто были «приняты к сведению полиции», то оказываемся, что только десять или пятнадцать процентов преступлений в конечном итоге караются по закону. При таких условиях мы, естественно, не можем ожидать, что наказание будет являться эффективным способом борьбы с преступностью. И в действительности, вот уже на протяжении нескольких веков, эксперты в вопросах наказания жалуются на тот печальный факт, что человеческая натура отказывается подчиняться их теории, и признают, что тюрьма, исправительные работы и даже физические наказания не являются факторами, сдерживающими преступное поведение.

Может ли психология предложить какую-либо разумную теоретическую основу преступного и законопослушного поведения? Довольно любопытно то, что объяснение в данном случае будет похоже на объяснение невротического поведения. Прежде всего, мы должны воспользоваться понятием «совесть», которое часто используется в качестве альтернативной гипотезы гедонистическому расчету, в том, что касается моральных норм поведения. Многие люди могут поспорить, что человеческие существа не мотивируются полностью, или даже главным образом, гедонистическим расчетом; они могут заявить, что поведение человека скорее определяется его совестью, или внутренним направляющим светом, или чем-то иным, что можно назвать выражением морального сознания, этого «закона морали внутри нас», который мы осознаем, но который мы с большим трудом можем описать. Часто понятие совести приобретает религиозный оттенок, так как именно Церковь, в основном, взывает к нашим моральным качествам, однако на самом деле это понятие не обязательно связано с религией, многие известные атеисты и агностики не раз призывали на помощь свою совесть, для того чтобы оправдать свои действия, и для того чтобы принимать понятие совести, вовсе не обязательно соглашаться с ее сверхъестественным или божественным происхождением.

Как же появляется совесть? Согласно нашим предположениям совесть это всего лишь условный рефлекс, который формируется точно так же, как фобические или невротические реакции. Маленький ребенок по мере взросления должен научиться определенным моделям поведения, которые сами по себе могут быть неприятными и даже идти вразрез с его собственными желаниями и убеждениями. Он должен научиться умываться каждый день и не мочиться там, где ему захочется и когда ему захочется; ему придется подавлять в себе сексуальные желания и агрессию; он не должен будет бить других детей, когда они будут делать вещи, которые ему не будут нравиться; он должен будет научиться не брать вещи, которые ему не принадлежат. В каждом обществе существует огромный список запретов на действия, которые считаются плохими и аморальными и от которых он должен воздерживаться, даже если они кажутся ему приятными и выгодными. Как мы уже упоминали ранее, этого нельзя добиться с помощью формального процесса отложенного во времени наказания, так как на самом деле лишить преступника того удовольствия, которое он испытывает сразу же после совершения преступления, можно лишь осуществив наказание немедленно, и причем это наказание должно быть сильнее чем удовольствие. Когда ребенок еще маленький, родители, учителя и другие дети могут осуществлять такое наказание в нужный момент; ребенок, который поступил плохо, либо наказывается шлепком, либо отчитывается устно, либо ему не разрешают выходить из своей комнаты и так далее. Таким образом, мы можем рассматривать акт злодеяния как условный стимул, а наказание — шлепок, нотации и так далее — безусловным стимулом, который вызывает боль или страдания другого рода, которые, естественно, являются симпатическими реакциями. Следуя принципам обусловливания, мы вправе ожидать, что после серии повторов подобного рода уже сам плохой поступок будет вызывать условную реакцию; другими словами, если ребенок собирается совершить один из тех многочисленных поступков, за которые он уже не раз наказывался в прошлом, то у него будет немедленно формироваться условная вегетативная реакция, которая будет являться очень сильным сдерживающим фактором и которая сама по себе уже будет неприятной. Таким образом, ребенок будет поставлен перед выбором — либо совершить плохой поступок, получить желаемое, и в то же время (а в большинстве случаев даже раньше) подвергнуться неприятному наказанию, которое осуществит его условная вегетативная система, либо воздержаться от совершения этого поступка и избежать наказания. При условии, что процесс обусловливания проходил надлежащим образом, можно сказать, руководствуясь психологическими принципами, что вероятность того, что человек воздержится от плохого поступка, гораздо больше вероятности того, что он его совершит. Таким образом внутри у ребенка появляется «личный полицейский», который контролирует его атавистические импульсы и который замещает настоящего полицейского, чьи действия вряд ли были бы настолько эффективными.