Виктор Мазин - Введение в Лакана

Вслед за Фрейдом Лакан обращается к литературе. Для понимания функции означающих примером ему послужил рассказ о похищенном письме Эдгара По, для понимания симптома – само письмо Джеймса Джойса. Лакан оказался вовлеченным в жизнь писателей уже в юности, в 1920-е годы. Он посещает книжную лавку Адриенна Моннье «Шекспир и Ко.», где встречается с Андре Жидом и Полем Клоделем, а в 1921 году – с Джеймсом Джойсом, который читал здесь главы своего «Улисса». Лакан сохраняет интерес к творчеству этого писателя на протяжении многих десятилетий.

Письмо Джойса – не просто так называемый поток сознания, близкий автоматическому письму сюрреализма. Письмо его – история о невыразимых содержаниях, которые можно назвать даже не симптоматичными, а синтональными. Основа этого феномена психотическая – провал Имени Отца. Однако симптома как такового нет, поскольку его компенсирует само письмо, искусство письма. В истории с Джойсом речь идет не о болезненном симптоме, а о симптоме сделанного писателем открытия – возможности преодоления витального дефекта. Синтом Джойса – и его симптом, и преодоление симптома. Письмо Джойса вместо психотической симптоматики дает синтоматическое наслаждение.

Лакан понимает теперь невозможность полного истолкования симптома. В симптоме имеются длительности, не интегрируемые в язык. Теперь симптом в духе Маркса позволяет бросить вызов тирании, диктату говоримости. Симптом – признак сопротивления. Знак частной этики.

Лакан убежден: этические вопросы занимают центральное место в психоаналитической практике. Для него статус бессознательного не онтологический, а этический. Ничего странного, что этике в психоанализе он посвящает целый учебный год. На семинарских занятиях 1959/60 годов Лакан показывает, – этика Фрейда – этика в духе Спинозы: единственное, в чем можно быть повинным, – пойти наперекор собственному желанию. Основным тезисом лакановской этики становится лозунг «не отступайся от своего желания!»

Этические сложности в психоанализе возникают уже с фрейдовского противопоставления общественной морали «аморальным» сексуальным влечениям субъекта. Этот конфликт, по Фрейду, ответственен за невротизацию. В 1920-е годы, однако, такое противопоставление становится для него неоднозначным. В отношениях субъекта с моралью появляется «внутренний» посредник– инстанция сверх-я.

Один из вопросов, которым задается Лакан: как аналитику реагировать на патогенную мораль, действующую посредством сверх-я? Этика психоанализа – не этика вседозволенности. Аналитик стоит перед моральной дилеммой. Он не может стать на сторону репрессивной общественной морали, ибо она патогенна. Не может он занять и позицию потакания всем желаниям. Потворствовать желаниям – все равно оставаться в том же этическом поле. Как же соблюсти нейтральность, к которой призывал Фрейд?

Ответ Лакана: нейтральной этической позиции вообще не существует. Аналитик не может избежать этических вопросов. Этическая позиция наиболее ясно обнаруживается в том, как аналитик выражает цели анализа. Этика Лакана – этика отношения действия к желанию. Главный вопрос: действовал ли ты в соответствии со своим желанием?

Лакановская этика противоречит традиционному кодексу. Традиционная этика базируется на понятиях Добра, Блага. Для психоанализа же добро – препятствие на пути желания. Психоаналитическая этика отрицает все идеалы, включая идеалы «счастья» и «здоровья». Желание аналитика не может быть желанием «делать добро» или «лечить». И еще, если традиционная этика основывается на гедонистической связи между добром и удовольствием, то традиционная этическая мысль развивалась по пути гедонизма. Психоаналитическая этика, однако, не может принять такую позицию, поскольку аналитический опыт обнаруживает двуличный характер удовольствия.

В1962 году Лакан пишет предисловие к тому сочинений Маркиза де Сада «Кант с Садом». Эта статья возникла под влиянием, написанной 1944 году Хоркхайме-ром и Адорно книги «Диалектика просвещения», в которой де Сад противопоставляется Канту. Сопоставляет их Лакан на семинаре 23 декабря 1959 года.

Он показывает: смысл садовского зла тот же, что и кан-товского добра. Оба говорят о подчинении субъекта закону. Де Сад высказывает истину этики Канта. Дело не в том, что Кант – скрытый садист, а в том, что де Сад – скрытый кантианец.