Алексей Фалеев - Ошибки системы Малахова. Часть 2. Душа

Поэтому, если вы несчастны, то достаточно рассмеяться или улыбнуться и сказать себе: «Я — счастлив».

2. Часто мы считаем себя несчастными потому, что не ценим того, что имеем. Между тем у нас есть все для счастья. У нас есть руки, ноги, глаза, слух, хлеб и крыша над головой. На мы хотим приобретать все новые и новые блага — мы хотим купить новую стиральную машинку, новый холодильник, кухонный комбайн, микроволновую печь и много-много еще чего. Без этих предметов мы чувствуем себя несчастными.

Поэтому нужно оглянуться по сторонам, оценить то, что у вас уже есть и сказать самим себе: «Для счастья мне и этого хватит!» Потому что для счастья у нас уже и так есть все, что нужно. А все те приобретения, которые мы когда-либо еще сделаем, пусть будут, как бы, сверх нашей нормы.

Иллюзия страдания, так же, как и все остальные иллюзии, закладывается в раннем детстве.

Когда ребенок сделает что-то неправильное, то его наказывают. Причем наказание длится до тех пор, пока ребенок не проявит страдание: заплачет, закричит, начнет говорить, что больше не будет. Если ребенок все-таки проявляет характер и упорство, то родитель продолжает экзекуцию до тех пор, пока тот все-таки тем или иным способом не изобразит страдание.

Т.е. только увидев страдание ребенка, родитель прекращает наказание. В итоге у ребенка формируется устойчивый стереотип: «избежать наказания и добиться желаемого можно, изобразив страдание».

Насколько это верно показал один интересный эксперимент: группе взрослых предлагали решить, какого наказания заслуживает подросток, который совершил правонарушение. Им показывали два специально снятых для этого фильма с двумя подростками, совершившими один и тот же проступок. Первый подросток признавал свой проступок неправомерным, говорил, что заслуживает наказания, но вел себя достойно, не увиливал и смотрел прямо в глаза дознавателю. Второй подросток плакал, молил о пощаде, обещал, что он больше так не будет.

Взрослые были единодушны: первому они «впаяли на полную катушку», второму — простили все и вообще никак не наказали. Тот подросток, который выбрал «роль жертвы» и продемонстрировал страдание, был единогласно оправдан.

Ребенок привыкает к этой «роли жертвы» и начинает с ее помощью манипулировать взрослыми. Ребенок заплакал, пожаловался на учительницу или ребят во дворе и добился того, что его приласкала мама, погладила по голове. Увидев новую игрушку в магазине, ребенок начинает куксить губы, глаза наливаются слезами, и сердобольная бабушка достает кошелек с последней пенсией и покупает эту игрушку, которая будет уже через пару часов сломана. Вырастая, ребенок учится использовать страдания как средство нападения, как хлыст для близких: «Мама, посмотри, что ты сделала с моей жизнью!», или мужу: «Я столько на тебя потратила сил, я так страдала, а ты!..»

Наши страдания — это всего лишь роль «жертвы», к которой мы привыкли с самого детства. Но что хуже всего, мы настолько вживаемся в эту роль «страдальца», что мир действительно начинает восприниматься нами подобным образом. Постепенно мы начинаем терять способность отличать — где наигранное страдание, а где фактическое, и в результате находимся в состоянии постоянной жалости к себе. Мы упиваемся своим страданием, оно становится ярким переживанием, страстным чувством.

Мы жалуемся всем и каждому на свою жизнь, часами готовы рассказывать о том, как тяжела и драматична наша жизнь, и в итоге страдаем еще больше.

Мы попали на крючок иллюзии страдания.

Мы стали профессиональными актерами, изображающими страдание на сцене собственной жизни. Но мы не замечаем собственной игры только потому, что верим в иллюзию страдания. Игра стала нашей второй натурой.

Мы настойчиво ищем внимания и поддержки, но при этом любое внимание и любая поддержка нам кажется недостаточной. Больше того, чаще все выглядит еще парадоксальнее — мы буквально купаемся во внимании и поддержке, и, тем не менее, все равно уверены, что «никому не нужны». Мы ведем себя, как скупец, сидящий на мешке с золотом и говорящий: «мне мало… Мне мало! больше… Больше!»

Страдания без элемента актерства не бывает. А актеру всегда нужна публика. Но т.к. окружающие нас люди со временем перестают нас понимать и нам сочувствовать, то этой публикой становимся мы сами.

Страдание — это сострадание самому себе. Своим страданием мы сами себе в чем-то потакаем.

На самом деле за любым страданием могут быть скрыты всего три вещи: страх, упрек самому себе и боль.