Евгений Елизаров - Рождение цивилизации

3. Природа ритуала

Но обратимся к самому существу - к ритуалу. Население Египта, из которого постепенно и сформировалась древнеегипетская народность, составили местные племена Северной и Восточной, а также пришельцы из Тропической и Северо-западной Африки, мигрировавшие из за высыхания почвы. Таким образом, для огромного региона долина Нила стала своеобразным котлом, где все эти племена, смешались, породив новый антропологический тип; уже в начале освещенного письменностью периода существования Египта его обитатели образовали единое этническое целое, во многом сохранившее свою определенность и по сию пору. Не менее пестрой была и этническая мозаика племен, объединенных первой цивилизацией Междуречья. Словом, конечным результатом действия вкратце очерченных здесь "механизмов запуска" является становление некоторой единой и (что особенно важно) осознающей свое единство народности, их началом - пестрый конгломерат разноязычных племен, обладающих совершенно различным взглядом и на себя и на мир. Поэтому становление первой (в регионе) цивилизации есть в то же время и формирование не только единой культуры, но и единого психологического склада, умосостояния, словом, формирование того, что собирательно описывается модной сегодня категорией менталитета. Таким образом, вопрос состоит в том, чтобы найти истоки и, хотя бы эскизно, восстановить логику ментальной "унификации" изначально различных тотемических сообществ. Наиболее явственно единство цивилизации прослеживается в ее верованиях и ритуалах. Не случайно поэтому еще до недавнего времени не столько этническое происхождение, сколько вероисповедание человека являлось решающим при определении его причастности к той или иной общности. Отсюда необходимо обратиться к истокам самого ритуала и логике интеграции тотемных культов в единый культ впервые возникающей цивилизации. Живая плоть ритуала всегда кодировала собой какой-то факт общественного сознания, запечатлевавший в себе или нечто реальное или нечто абстрактно-символическое; земная жизнь Христа могла лечь в основу божественной литургии, хлеб и вино Тайной вечери породить христианский обряд причащения... Можно предположить, что именно такой факт общественного сознания - представление о вечной жизни завершившего посюсторонний круг бытия человека - положил основу погребального ритуала первых египтян. Иначе говоря, на протяжении писанной истории человечества собственно ритуал всегда представлял собой чисто вторичное, производное от чего-то образование. Первичность некоторого факта, запечатленного общественным сознанием, и производность ритуала от кодируемых им представлений должна подтверждаться непрерывной его эволюцией, то есть последовательным восхождением какой-то первоначальной неразвитой его структуры к форме, способной отразить в себе всю сложность моделируемого ею начала; и практика, как кажется, свидетельствует именно об этом. Так, например, последовательное преображение первых египетских мастаб в пережившие тысячелетия пирамиды, по-видимому, удостоверяет именно такое соотношение между сквозящей через века константой общественного сознания, запечатлевающей в себе вечную тоску человека по бессмертию, и материализующим ее ритуалом. Но ритуал сопровождает человека и в дописьменный период его истории: ведь уже в жизни самых примитивных из когда-либо наблюдавшихся этнографами племен он занимает до чрезвычайности важное место, поэтому можно утверждать, что истоки его уходят в самую глубь не только собственно истории, но и антропогенетического гольфстрима. И закономерен вопрос: можно ли наши сегодняшние представления о нем ретрополировать на этот дописьменный период и, больше того, на предысторию человека? Вспомним и уже упоминавшееся здесь обстоятельство: в основе любого культа лежит отнюдь не примитивное представление, доступное неразвитому уму любого обывателя, - его ядро всегда составляло собой абстракцию очень высокого (для своего времени едва ли не предельного) уровня: ведь и сегодня представления простых верующих существенно отличаются от сложных богословских истин, изучаемых на теологических факультетах. Таким образом, если это соотношение было неизменным на протяжении всей истории ритуала, мы обязаны предположить наличие сравнительно высоко развитого сознания не только на ранних ступенях собственно человеческой истории, но и в самых глубинах антропогенеза, то есть предположить наличие развитого сознания там, где его еще не может быть. Моей целью является показать, что действительное соотношение между ритуалом и сокрытыми в его структурах формами общественного сознания является (по крайней мере в начале) прямо противоположным, то есть показать первичность ритуала по отношению к сознанию человека. К аргументации в пользу именно этого тезиса я и приступаю.