Станислав Гроф - Когда невозможное возможно - Приключения в необычных реальностях

Все женщины в моем окружении, подходящие по возрасту и разделявшие мои интересы, оказывались замужними или уже с кем-то встречались. Эта ситуация меня расстраивала, поскольку я находился на той стадии моей жизни, когда остро нуждался в партнерстве и чувствовал себя готовым к браку. Мои друзья и коллеги в Спринг-Гроув казались еще более озабоченными этой ситуацией, чем я сам, и прилагали огромные усилия к ее разрешению. Они искали потенциальных невест и продолжали приглашать их на разные подходящие мероприятия, что привело к нескольким грустным и, в некотором роде, неудобным ситуациям, но не принесло никаких плодов. А потом ситуация внезапно приняла неожиданный и весьма радикальный оборот.

Непростые взаимоотношения с одним из моих коллег-психотерапевтов, Сеймуром, подошли к концу, и мои друзья немедленно пригласили на обед меня и его бывшую девушку Монику. Когда мы впервые встретились, я сразу почувствовал влечение и ощущение мгновенно возникшей глубокой связи. Вскоре я уже был безнадежно влюблен в Монику. Так же как и я, она приехала из Европы, была одинока, красива и остроумна. Ее необычайное обаяние, ум и красноречие моментально делали ее центром внимания на любой вечеринке. Я был влюблен по уши и совершенно не в состоянии быть объективным и трезво оценивать ситуацию.

Я не видел проблемы в том, что Моника намного моложе меня, игнорировал рассказы о ее очень тяжелом детстве и бурной истории внутреннего развития, которые в нормальном состоянии воспринял бы как серьезные тревожные сигналы. Каким-то образом мне удалось убедить себя, что все это — незначительные детали и в этом нет ничего такого, что мы не смогли бы преодолеть. Если бы я мог быть более объективным и проанализировать обстоятельства, то понял, что столкнулся с тем, что Карл Густав Юнг называл animafigure — образом анимы. Мы с Моникой начали встречаться, и наши отношения были страстными и неожиданно бурными.

Настроения Моники и ее поведение менялись день ото дня, а то и час от часу. Волны сильного влечения ко мне сменялись периодами равнодушия, неискренности и отчужденности. Похоже, эта ситуация, и без того непростая, еще больше осложнялась двумя необычными обстоятельствами. С момента моего прибытия в Балтимор я жил в небольшой студии, которую прежде снимал Сеймур, бывший друг Моники. Когда я туда въехал, то приобрел также всю его обстановку и даже телевизор. Моника часто бывала здесь, когда они еще встречались, и теперь видела в той же самой обстановке другого человека. К тому же брат Моники, Вольфганг, возненавидел меня с самой первой встречи. Между ним и Моникой существовали необычно глубокие отношения, имевшие ясно различимые черты инцеста. Вольфганг всячески препятствовал нашим встречам с его сестрой и относился ко мне как к личному врагу.

Я был настроен очень решительно и хотел, чтобы взаимоотношения развивались, но ничего не мог сделать с этими доводящими до безумия американскими горками, на которых оказались мы с Моникой. Я чувствовал себя так, словно меня подвергали контрастному душу, и совершенно сбит с толку, но в то же время мое влечение к Монике оказалось сродни притяжению магнита, и я был не способен прервать эти смущающие, бестолковые и не имеющие перспективы отношения.

Я отчаянно нуждался в каком-либо инсаите, касающемся той бестолковой ситуации, в которой я оказался. Как я уже говорил выше, в Мэрилендском центре психиатрических исследований, где я тогда работал, существовала программа, предлагавшая всем профессионалам в области психического здоровья возможность провести три сессии с высокими дозами ЛСД, и наша исследовательская команда вполне подходила для этой программы. Когда проблемы в моих отношениях с Моникой достигли своего пика, я решил пройти сессию с ЛСД, чтобы внести хоть какую-то ясность в эту обескураживающую ситуацию.

В середине этой сессии я увидел темный камень неправильной формы, выглядевший, словно гигантский и очень древний метеорит. Небо раскрылось, и молния невиданной силы ударила в его поверхность и выжгла на нем какие-то мистические символы. Выжженные на поверхности скалы, эти странные иероглифы продолжали гореть и испускать яркий свет. Хотя я был не способен расшифровать иероглифы и прочесть их, но чувствовал, что они священны, и смог каким-то образом понять послание, которое они содержат. Они раскрыли мне, что я прожил целую серию жизней, и, согласно законам кармы, должен отвечать за все свои действия в этих жизнях, хотя и не помнил ни одной из них.