У человека территориальные программы не разрушены полностью: при всяком подходящем случае он стремится обзавестись своей территорией. Сверх этого (в отличие от дуплогнездовиков, но в полном сходстве с человекообразными обезьянами) люди выделяют групповые территории и отстаивают их очень активно. У первобытного человека групповой территориализм был, как считают, главным регулятором численности.
Знакомая нам агрессивность может служить той же цели. Агрессивность — присущая большинству видов животных настырность — служит основой для самых разных внутривидовых построений. Суть агрессивности в том, что при общении каждая особь стремится занять по отношению к другим более высокое, доминантное положение. Выяснение отношений приводит к самоорганизации группы в иерархическую лестницу или пирамиду с доминантами наверху. При увеличении плотности популяции или уменьшении емкости среды агрессивные стычки значительно учащаются и служат важным сигналом о неблагополучии. Этот механизм подробно изучен на очень многих видах, он проявляется в огромном разнообразии форм.
Рассмотрим некоторые из них, ибо человек — не просто вид с агрессивным поведением, а один из самых агрессивных видов. Он способен в припадке ярости даже убить своего соплеменника. В природе такое встречается не часто. Человеку свойственно создавать и самые сложные иерархические структуры. Они самособираются, стоит дать волю инстинктивным программам. Так что, читатель, когда я буду описывать проявления агрессивных контактов у разных животных — от кузнечика до обезьяны, — смело обращайтесь к собственному опыту: в этом мы их прекрасно можем понимать. В частности, все мы знаем, как долгое пребывание в людном месте, особенно в неблагополучной обстановке, непроизвольно повышает раздражительность, провоцируя бессмысленные стычки, и, главное, подавляет психику.
При увеличении плотности у всех видов агрессивные стычки учащаются многократно. Возникает субъективное ощущение, что «нас что-то слишком много» и «тут кто-то лишний». Это ощущение опережает действительный рост плотности, выступает как предваряющий сигнал. В популяции увеличивается доля особей, попавших в состояние стресса и неврозов. Такие долго не живут и чаще всего не размножаются.
Сигнал «тут кто-то лишний» запускает имеющуюся почти у всех видов и служащую многим целям программу: найди своих и отделись от чужих, вместе со своими прогони чужих. Если свои и чужие существуют в действительности, например на одном пастбище смешались два стада и им стало тесно, ясно и кто чужой, и что нужно делать. Но в экспериментальных условиях легко удается скрыть, кто свой, а кто чужой, и тогда животные разделяются по любым второстепенным, в том числе и ложным, признакам.
В благополучной обстановке люди обычно относятся к «ненашим» мирно, часто проявляют интерес, а иногда и симпатии, гостеприимство. В такой ситуации очень немногие проявляют устойчивую неприязнь к чужим, а все их попытки натравить на последних популяцию остаются без поддержки. Но измените ситуацию, например, соберите детей в школу, и через несколько дней у них появится разделение: одноклассники — свои, а параллельный класс — чужие. Скучьте ребят, собрав из нескольких городов в летнем лагере или (более старших) в казарме, — и они тотчас разделяются по признакам землячества, о котором вчера еще и не думали. Распадаться на «своих» и «чужих» мы можем по расам, национальности, языку, религии, классам, занятию, взглядам, цвету волос, одежде — все годится, только скучьте нас и лишите благополучия. Группа или популяция вскипает неприязнью к «чужим», может проснуться ненависть, проявиться неслыханная жестокость. Прогнать «чужих» кажется недостаточным, даже просто убить их мало. С древности до наших дней свидетели отмечают, что вызванные политическими причинами войны с действительно чужими, например с другим государством, сохраняют какое-то подобие гуманности и не сопровождаются такой жестокостью, как братоубийственные внутрипопуляционные взрывы.
При высокой плотности у животных отключаются врожденные программы не посягать на то, что принадлежит другим. Агрессивные особи начинают нарушать границы участков соседей, отнимать пищу, гнезда, норы. Подавленные особи отнять ничего не могут, но они пытаются похитить незаметно. Кто наблюдал избыточные скопления чаек, тот мог удивляться странному их поведению: в то время как некоторые птицы пытаются ловить рыбу, остальные бесцельно держатся на воде. Но стоит одной поймать рыбешку, как поднимается страшный гвалт, все взлетают и гоняются за бедной добытчицей, пока кто-нибудь не отнимет улов. Тогда чайки принимаются гоняться за воришкой и так далее. Иногда в сваре рыба вообще падает в воду. Все птицы садятся на воду и опять бездельничают, в ожидании когда кто-то из немногих сохранивших нормальное поведение сородичей что-нибудь добудет. И опять отнимут и разделят. Комфортность, качество жизни популяции в результате такого изменения поведения падает быстрее, чем растет ее плотность.
Читать дальше