Зигмунд Фрейд - Трудность на пути психоанализа

- 234

Состояние, в котором "Я" сохраняет у себя все либидо, мы называем нарциссизмом, вспоминая греческую легенду о юноше Нарциссе, влюбленном в свое собственное отражение в ручье.

Таким образом, мы приписываем индивиду развитие от нарциссизма к любви к объекту. Мы, однако, не думаем, чтобы когда-нибудь все либидо "Я" перешло на объект. Известное количество либидо все-таки остается у "Я", известная степень нарциссизма сохраняется, несмотря на высокоразвитую любовь к объекту, "Я" представляет собою большой резервуар, из которого исходит предназначенное объектом определенное количество либидо и в который оно возвращается обратно от объектов. Либидо объектов было сначала "Я"-либидо и может опять превратиться в "Я"-либидо. Для сохранения полного здоровья лица важно, чтобы либидо его не лишилось во всей полноте своей подвижности. Конкретным примером может служить протоплазматическое существо, полужидкое вещество которого протягивает псевдоподии, отростки, в которые втягивается вещество его тела, но которые в любой момент могут быть втянуты обратно, так что снова восстанавливается форма протоплазматического комочка.

То, что я пытался здесь описать в общих чертах, представляет собой теорию либидо неврозов, на которой основаны сущность понимания этих болезненных состояний и наши терапевтические мероприятия против них. Само собой разумеется, что предпосылки теории либидо сохраняют, по нашему мнению, свое значение и по отношению к нормальному человеку. Мы говорим о нарциссизме маленького ребенка, и мы приписываем чрезвычайно сильному нарциссизму примитивного человека то обстоятельство, что он верит во всемогущество своих мыслей и старается повлиять на течение событий во внешнем мире при помощи приемов магии.

- 235

После этого введения я хочу указать, что общий нарциссизм, самовлюбленность человечества, потерпел до настоящего времени со стороны научной мысли три тяжелых потрясения.

a) В начале своего исследования окружающего мира человек верил, что место его жительства, Земля, спокойно стоит в центре всего мира, между тем как Солнце, Луна и планеты вращаются по круговым орбитам около Земли. При этом он наивно доверялся впечатлению своих чувственных восприятий, так как не ощущал движения Земли и, куда бы ни устремлял свой взор в пространство, всегда видел себя в центре круга, заключающего внешний мир. Но центральное положение Земли служило ему доказательством господствующей роли ее во всем мире, и, казалось, вполне совпадало с его склонностью чувствовать себя господином этого мира.

Разрушение этой нарциссической иллюзии связано с именем и трудами Н. Коперника в XVI столетии. Задолго до него пифагорейцы уже сомневались в таком исключительном положении Земли, и в III столетии до Р. X. Аристарх из Самоса высказал предположение, что Земля гораздо меньше Солнца и вращается вокруг этого небесного светила. И великое открытие Коперника было, следовательно, уже сделано до него. Но когда оно получило общее признание, человеческая самовлюбленность потерпела первый космологический удар.

b) В течение своего культурного развития человек стал господином над всеми животными, но, недовольный этим господством, он увеличил пропасть между ними и собой. Он отказывал им в разуме, а себе присвоил бессмертную душу, ссылался на высокое божественное происхождение, позволявшее разорвать связь общности с животным миром. Примечательно, что эта заносчивость чужда ребенку, примитивному и первобытному

- 236

человеку, - она явилась результатом более позднего развития. Примитивный человек на ступени тотемизма не находил для себя обидным считать животное родоначальником своего племени. Миф, отражающий этот древний образ мыслей, допускает, что боги принимали образ животных, и искусство древних изображает богов со звериными головами. Ребенок не чувствует различия между собой и животным; без всякого удивления он допускает, что в сказках животные думают и говорят. Аффект страха, относящийся к человеку-отцу, он переносит на собаку или на лошадь, без намерения этим унизить отца. Только взрослый человек становится настолько чуждым животному, что оскорбляет другого, называя его именем животного.

Мы все знаем, что исследования Ч. Дарвина, его сотрудников и предшественников положили конец этой заносчивости человека немного больше, чем полстолетия назад. Человек представляет собою не что иное и не нечто лучшее, чем животное. Он сам произошел из животного мира, и он более родствен одним видам, другим менее. Его позднейшие завоевания не могли уничтожить доказательства его равноценности с животными, заключающиеся в строении его тела и его душевных задатков. Это - второй, биологический удар человеческому нарциссизму.