Диана Акерман - Всеобщая история чувств

Для удобства (и, наверно, из ненужного пафоса по поводу того, что просто быть живым – весьма трудоемкое дело) мы говорим о пяти чувствах. Но мы-то знаем, что их больше, и было бы неплохо изучить их и включить в привычный канон. Люди, практикующие лозоходство, при поисках источников воды, вероятно, пользуются электромагнитным чувством, которым все мы обладаем в большей или меньшей степени. Некоторые животные (например, бабочки и киты) в странствиях руководствуются, в частности, магнитным полем Земли. Я не удивлюсь, если выяснится, что и мы обладаем основами такой способности. Ведь большую часть своей истории люди были кочевниками. Мы фототропны, как и растения, мы выкованы солнечным светом, и эта особенность должна выражаться в чувстве, отдельном от зрения, с которым оно имеет мало общего. Восприятие боли очень сильно отличается от других типов осязания. Многие животные наделены инфракрасным, тепловым, электромагнитным и другими затейливыми способами восприятия. Богомолы общаются при помощи ультразвука. Аллигаторы и слоны используют инфразвук. Утконос под водой водит клювом во все стороны и, как антенной, улавливает им электрические импульсы, исходящие из мускулов рачков, лягушек и рыбок, которыми он питается. Нужно изучить у людей и чувствительность к вибрации, хорошо развитую у пауков, рыб, пчел и других животных. У нас есть мышечное чутье, руководящее нашими действиями, когда нужно что-то поднять – нам сразу ясно, что предмет тяжелый, легкий, монолитный, твердый или мягкий, и тело заранее прикидывает, какое усилие нужно приложить. Мы постоянно ощущаем силу притяжения, она подсказывает нам, где верх и где низ и как должно вести себя тело при падении, лазании, плавании или изгибе под неестественным углом. Существует и проприоцептивное чувство, сообщающее, какое положение занимает в любой момент тот или иной элемент тела. Если бы мозг не знал всегда, где пребывает колено или легкое, было бы невозможно ни ходить, ни дышать. Похоже, что у нас есть и сложное пространственное чувство; мы вступаем в эпоху космических станций и городов и длительных межпланетных путешествий, и нам, вероятно, потребуется детально изучить его. Долговременное удаление от Земли меняет и нашу психологию, и работу органов чувств, частично из-за трудностей пребывания в невесомости [119] Например, по мере того как телесные жидкости поднимаются вверх, лицо раздувается, и мозг приказывает телу избавиться от избытков жидкостей – больше выделять мочи и меньше пить. – Прим. авт. , а частично – из-за бескрайней протяженности самого космоса, в котором очень мало подпорок, ориентиров или указателей для чувств, и куда ни посмотри – увидишь не ландшафт или пейзаж, а лишь абстрактную картину.

Различные виды живых существ развили в себе повышенную чувствительность для разных программ выживания, и мы не в состоянии окунуться в сенсорные царства иных видов. Мы создали уникальные человеческие способы восприятия мира, соответствующие требованиям среды. Физика устанавливает ограничения, но биология и естественный отбор определят, где животному, со всеми его способностями, надлежит пасть. Философы и другие комментаторы, рассуждая о реальном мире, говорят о мифе, об удобном для всех вымысле. Мир – это макет, который мозг строит, опираясь на полученную сенсорную информацию, а это лишь малая часть того, что нам доступно. Мы можем совершенствовать органы чувств, используя детекторы присутствия летучих мышей, бинокли, телескопы и микроскопы, которые расширяют наш горизонт восприятия. Некоторые инструменты превращают нас в своего рода сенсорных хищников, каких естественный отбор вывести не в состоянии. Физики утверждают, что молекулы непрерывно движутся: лежащая перед вами книга на самом деле трепещет под вашими пальцами. Но движения на молекулярном уровне мы не видим, потому что этого нам не требовалось в ходе эволюции. Нам доступна лишь та информация, которая обеспечивала выживание.

Эволюция не перегружала нас излишними способностями. Например, мы можем оперировать миллионами и триллионами, но, как правило, не видим в этих числах смысла. Многое недоступно нам, потому что не было необходимо для формирования человечества как вида. Как ни странно, одноклеточные могут воспринимать мир более непосредственно, чем высшие животные, поскольку откликаются на любой стимул. Мы же реагируем очень выборочно. Организм редактирует и упрощает впечатление и лишь потом переправляет его в мозг для анализа или действия. Не каждое дуновение ветерка заставляет встать дыбом волосы на предплечье. Не каждая причуда солнечного света регистрируется сетчаткой. Не все ощущения оказываются достаточно сильными, чтобы сигнал о них был отправлен в мозг; большинство из них проходят мимо, ничего нам не говоря. Очень многое теряется при переводе на язык импульсов или цензурируется, и в любом случае нервы наши никогда не возбуждаются все одновременно. Когда одни реагируют, остальные молчат. Поэтому наша версия мира изрядно упрощена по сравнению с его реальной сложностью. Организм ищет не истину, а пути выживания.