Юлия Лапина - Тело, еда, секс и тревога [Что беспокоит современную женщину. Исследование клинического психолога]

Быть может, дело еще в том, что женщин долгое время считали сосудом зла и источником искушения. Эти стереотипы отражались в архетипическом образе ведьмы:

Ведьма не получает душу от Бога, а крадет ее у своей жертвы. Вместо Священной мессы на алтаре церкви ведьмам приписывалось проведение «Черной мессы» во славу Дьявола. Считалось, что ведьма не держит под контролем свои сексуальные инстинкты, а наоборот, принимает участие в сексуальных оргиях, в которых используются необычные позиции и практики. Вместо священных стигмат на теле ведьмы искали метку Дьявола.‹…›Ее сексуальность завораживает и околдовывает жертв, внушая им непреодолимое влечение, похожее на ее собственную жажду крови и ненасытный голод. В сказке «Ведьма в каменной лодке» ведьма утаскивает королеву в подземный мир и хочет выдать замуж за великана, а сама – занять место королевы. По отношению к мужчинам ведьма ведет себя как приходящий по ночам суккуб: лишает их интеллектуальных способностей и мужской силы. В этом обличье ведьма ассоциируется с вампиршей, которая соблазняет жертву для того, чтобы потом напиться ее крови [160] Энни Барри Уланов. Ведьма и клоун – архетипы человеческой сексуальности (The Witch and the Clown: Two Archetypes of the Human Sexuality, 1971) ( https://castalia.ru ). .

Когда женщину лишают сексуальности, используя общественное давление или обрезание, – во многом это попытка лишить ее власти над мужчинами. В своем страхе не затормозить и не справиться со своими желаниями мужчина винит женщину – как ребенок, споткнувшись о камень, пинает его, считая, что он виноват в боли тем, что оказался на дороге. Из этого страха выходит традиция прикрывать женщину паранджой, видя в ней источник искушения и секс-радиации, – вместо того, чтобы тренировать свой навык торможения. Это тупиковый путь: если не тренировать в себе стоп-процессы, они настолько ослабнут, что любой внешний фактор будет провоцировать нежелательное поведение (недаром женщинам даже в парандже запрещают выходить из дома в одиночку). А дальше – заживо сжечь жену, дочь или сестру из-за того, что показалось, будто она помыслила «недостойное». Злу всегда мало. Оно не насыщается и само не останавливается: можно только тренироваться сдерживать его. Оцените, как прекрасен евангельский образ зла, которое всегда находится в процессе поиска жертвы: «Трезвитесь, бодрствуйте, потому что противник ваш диавол ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить» [161] Первое соборное послание святого апостола Петра, глава 5. .

В этом – уникальность христианства: сама суть христианского благовестия есть оскорбление и сокрушение устоев. Устои – это табу. В основе табу – разделение мира на сакральное и профанное. Но вся евангельская история – это череда скандалов: Святая Святых входит в нечто по определению нечистое (от женской утробы до языческого судилища над Собой, креста и могилы). И уже нет какой-то отдельной святой Храмовой Горы. Все места святы. Нет субботы. Всюду Бог, Его время и Его Святая Земля [162] Из блога диакона Андрея Кураева в социальной сети Facebook. .

Культура изнасилования предполагает, что устоять перед соблазном невозможно и торможение не срабатывает. Логика такая: «Ну не будем же мы обвинять безумно голодного человека в том, что он украл булку в супермаркете. С магазина не убудет, да и вообще – пусть охрана будет бдительнее. И, в конце концов, нечего тут булки расставлять!» Чем дальше развивается цивилизация, тем больше требуется навыков торможения. Без них не было бы коллективного труда, частной собственности, мирных времен, комфорта и процессов, которые освобождают нам время. Человечество, несомненно, научилось сублимировать энергию войн в другие форматы соперничества (спорт, политика, конфликты в интернете). Но это здоровая сублимация: если у вас есть импульс и желание резать людей, но вы облагородили их, став хирургом, – хороший пример торможения в действии (шутка). Торможение трудно осуществлять только вначале (хотя опять же генетически все осваивают этот навык по-разному). Но культура изнасилования с ее переносом ответственности на внешний стимул, на жертву – это в первую очередь регресс, отказ от внутреннего труда, от анализа импульсов.

Есть еще один нюанс: часто сексуальное желание приравнивается к голоду. Но наука нам в помощь: Эмили Наговски (я снова настойчиво рекомендую прочитать е книгу «Как хочет женщина») рассказывает, почему с биологической точки зрения секс – не голод и вопрос лишь в социальных табу, которые либо поощряют культуру изнасилования, либо жестко ей противостоят. В отличие от голода, никто еще не умирал из-за своих нереализованных сексуальных импульсов. Дискомфорт – да, но не смерть из-за нарушения работы половых органов! Месяц без еды или месяц без секса – их последствия как для психики, так и для физиологии совершенно различны.