Владимир Леви - Исповедь гипнотезера

Существенно: что удается — то не намеренно, а как-то побочно, само собой. В этом чуется воля Высшая. Никто еще не проник вглубь, все на поверхности, врачеватели душ не ведают, что творят.

Приходишь к мистической надежде, к молитве. Но надо действовать, действовать вопреки…

Кто же ты, сделавший эту хрупкую плоть вулканом своей энергии? Сколько, о, сколько ее пронеслось уже через слово и через клавиши — океан, Вселенная, мощь разрывающая. Дай же, Господи, изойти, пошли нестерпимое!..

Не отпустишь, знаю. На службе. Не для того ли оставляешь меня, вопреки всему, молодым, свежим, как будто сегодня только начинающим жить. Как благодетельно насилуешь волю, как снисходителен к потугам самонадеянного умишки. Слышу небесный смех — вот он ты, дурачок — удивляйся, живи!

О, легче…

…Проснулся от сновидения. Видел маму, листал какой-то альбом, повествующий о ее болезни, с большим количеством цветных вкладышей. Текст был давно знакомый, я был кем-то вроде научного консультанта и, холодно комментируя, вдруг заметил живое, искаженное болью выражение одной из фотографий — глаз будто вывернут… Ужалила жуть, проснулся с криком раздираемой пуповины — Мама!.. Зовешь?.. Я скоро, еще чуть-чуть…

КАСАНИЯ

(1)

Еще раз умирая, еще раз попытаюсь сказать вам о вас и о себе — вам, любимые, друзья, дети, вам, души родные, кого не встретил, но знаю, кого люблю, не узнав. Вам, Ваше Превосходительство (титул в самом буквальном смысле) — мой неведомый Продолжатель.

(2)

Тайна мира познается только исследованием души. Как называется исследующий — художником, писателем, музыкантом, ученым, врачом, философом, богословом или вовсе никак — не имеет значения — мы все вокруг одного, все в Едином.

(3)

Я был одним из исследующих. Я к чему-то приблизился, но, как и все, Самого Главного не успел достигнуть. До Откровения иногда оставалось совсем чуть-чуть, казалось даже, что оно посещало, но не успевал впиться…

(4)

Может быть, я теперь уже весь в Этом. Может быть, это Тот, Кого зовут Богом — не знаю — но Это являлось, снова и снова — и улетало, и было Главным, и было невыносимо прекрасно и невместимо. Но что же нового я сказал?

(5)

Мы приходим только к известному. Но да будет известно, что известное не известно. Ибо «известное» и есть Тайна, всякой душе предстающая. Тайна мира — тайна души — является нам то как вдохновение, то как выводы беспристрастного размышления, то как долг, то как совесть, то как любовь.

Мне дано было все это испытать.

Но не имел счастья — СПОЛНА.

(6)

Не примите за ненасытность. Не о краткости срока, отпущенного мне, сожалею, но лишь о безответственности в использовании. О душевной лености, трусости; о бессилии порвать путы сует и соблазнов; о недостаточной напряженности воли; о недостатке отваги в любви и вере, о лживости, далеко зашедшей; о темной глупости эгоизма; о своей недостойности самого себя.

Поверьте, не поза кающегося и не мазохистическая гордыня — нет, нет. Простое старание быть точным.

(7)

Я хочу, любимые, чтобы вы узнали и о том, чего я касался — вернее, что касалось меня, к чему имел посланность, что обещалось… Я хочу, чтобы вы знали о чуде, которое было мной, — хоть и только как недовыполненное обещание. И это затем лишь, чтобы вы смогли ближе узнать СВОЕ — каждый свое. Всю жизнь я и рвался к вам вот за этим — чтобы помочь приблизиться каждому — к самому себе. И больше всего мешал, конечно, я сам. Жаждал восхищения вашего, да, кололся им, восхищением, как наркотиком, не мог жить без него и сию минуту все еще дожигаюсь на этой энергии. Но, видит Бог, не могу себя упрекнуть и в отсутствии дара восхищаться другими. С этим тоже не мог совладать, до самозабвения. Восторг, восхищение дарованьем соперника побеждали во мне и зависть, и ревность, сами по себе страшно сильные. Именно восхищение, то и дело ослепляя (а потом…) — восхищение и мешало всю жизнь любить истинно, то есть трезво.

(8)

В моей жизни — именно в жизни, а не в той ее искусственно выкусываемой частности, которая людоедски именуется «творчеством» — было всего лишь два основных метода, которыми я и сделал, и стал, чем стал. Топтался на месте, но все же какие-то шажки и прыжки удавались…

Методы эти испытаны и общечеловечны — но быть может, в моем рассказе мелькнет что-то свежее.

(9)

Один метод назову — приблизительно, заимствуя термин: интроспекцией, В-себя-смотрени-ем. Близко, какими-то боками: «интуиция», «медитация», «интроверсия», «вслушивание», «предзнание», «ясновидение»… О последнем, может быть, успею поговорить отдельно.