Владимир Леви - Исповедь гипнотезера

Выходит ведущая. «Сегодня у нас в гостях…» Аплодисменты.

Жорика нет. Секунда, другая… Еще аплодисменты… Тишина.

Он уже здесь, он давно здесь; но нужно было появиться из-за края занавеса ни раньше, ни позже, а в тот самый миг кульминации ожидания, когда простой шаг в поле зрения воспринимается как материализация из эфира. Мысленно аплодирую: да, это психотехника, да, искусство…

Еще несколько неуловимых мгновений…

Вот он — в светлом простом костюме, слегка домашнем, без галстука, в не слишком вычищенных ботинках. Чем непритязательней облачение чудотворца, тем он, значит, увереннее, да, ничего лишнего, даже не чересчур гладко выбрит. Плотный лысоватый мужчина, мужественная некрасивость, бывалость — да, да, то, что нужно. И мощный, электризующий взгляд.

Сейчас…

Вот и знаменитые танковые шаги. Жорка показывал их мне еще на четвертом курсе. Учил:

— От того, как ты идешь на человека, зависит девяносто девять процентов… Ты меня понимаешь? Секи суть! Ты внедряешь в него колоссальную подсознательную информацию — можешь обратить в бегство! — привести в бешенство! — восхитить! — парализовать! — уничтожить, не притрагиваясь, уничтожить! — только шагом навстречу, больше ничем! Неужели не замечал? На собаке, хоть на собаке попробуй. Ну вот, без билета в Большой театр проходил, значит, надежда есть. Как должен выходить к своему объекту гипнотизер?.. Как танк, только как танк, запомни — вот так! И не дать опомниться, быстрота и натиск. Объект должен успеть единственное: ощутить себя безграничной козявкой…

— Здравствуйте, дорогие леди и джентльмены. (Какая ироничная лесть. Какой уверенный жирный голос. Какая привычная власть.) Мы с вами достаточно знакомы. Вы немножко знаете обо мне. Я о вас тоже наслышан… (Пауза, полуулыбка, бурные аплодисменты. Великолепный ход на сближение.) Значит, без предисловий. Сначала — сеанс.

Резкая тишина.

— Все вопросы позже. Каждый, кто хочет участвовать в сеансе, должен по команде «раз» сцепить пальцы рук за головой на затылке. Показываю — вот так… Локти должны смотреть вперед — вот так, строго перед собой, а не в стороны… Смотреть всем, не отрываясь, только на меня — вот сюда, в переносье. Дышать ровно… Не спешите, молодой человек, будьте внимательны. Девушка, не торопитесь, уберите с колен все лишнее… Спокойствие… Полная сосредоточенность… Внимание… РАЗ!

В этот миг и явилось решение. На этот раз я ПОДДАМСЯ. Да, сегодня, именно сегодня — отбрасываю все защиты, все знания, все на свете — и помогаю Жорке со всем умением, со всей страстью наивности, погружаюсь в гипноз, как ягненок, как вон тот малый, который уже готов… Исчезаю, меня нет, будь что будет…

Публикатор. — Я тоже слышал об этом сеансе. Говорили, это было нечто необычайное, феноменальный успех, звездный час Оргаева. И будто бы один из загипнотизированных так играл на рояле, что все плакали, и сам Оргаев бросился его целовать.

Д-р Павлов. — Вполне возможно, так многим и показалось. Я сразу понял, что Антон не притворяется, все всерьез: увидел, как помутнели его глаза, утеряли подвижность зрачки, порозовела кожа — изобразить такое нельзя, это был настоящий транс. Меня охватил ужас — что сейчас будет?.. Не соблюл второй пункт договора: что было силы пихнул в бок — нуль реакции. Еще раз толканул, тронул локоть, плечо — типичная каталепсия… Тут Оргаев заметил мои попытки, властным жестом приказал прекратить (не узнал, слава Богу, сработал грим), и другим, не менее властным — препроводить на сцену. Я выполнил третий пункт.

Все дальнейшее, до начала МУЗЫКИ, помню слабо. Там, в общем-то, и запоминать было нечего, все многажды пройдено… Антон сидел среди остальных сомнамбул на сцене, никем не узнанный, — сидел, стоял, двигался, застывал опять с мутным взглядом, с розово-стеклянным лицом. Выполнение всех внушений, участие в групповых сценах…

Начались индивидуальные перевоплощения. Двое Репиных рисовали углем на больших листах — один изобразил нечто вроде паука, а другой самого Оргаева, довольно похоже. Еще один Репин… Нет, это уже Пауль Клее, абстракция. Оргаев внушает: «При восприятии этих ритмических световых пространств у вас нарастает чувство восторга, переходящее в экстатическую отрешенность. Вы чувствуете себя корпускулой мироздания, частицей необъятного целого, это доставляет вам неизъяснимое наслаждение…»

…Вдруг тоненькая черноволосая девушка, только что бывшая Надей Павловой и выделывавшая немыслимые антраша, начинает с закрытыми глазами раскачиваться и восхлипывать. Страдальческая судорожная гримаса… Вскрывается внутренний конфликт, осложнение, потом будет плохо. Нужно немедленно глубоко усыпить, а затем мягко, успокоительно пробудить с лечебным внушением. Но Оргаев этого не делает: если что, просто выгонит вон со сцены, к чему возиться.