Эрих Нойманн - Глубинная психология и новая этика

На промежуточной стадии мистицизма встреча эго с нуминозным происходит в местах, выбранных природой и даже у творческого человека эта встреча редко случается в ином месте. Однако зрелый мистик конечной стадии живет в постоянной прозрачности, достигнутой его Самостью; и той же прозрачностью характеризуется мир вне и внутри его. Имея в виду сказанное, мы сможем понять конечное и центральное содержание мистицизма последней стадии, то, каким ему видится единство.

Радикальный, интравертный путь отрицания проходит через небеса и преисподнюю и завершается их слиянием; он все дальше уводит от сознания к экстатическому уничтожению это. Космогонический, внешний мистицизм экстраверсии ведет к служению внешнему миру, охватывающему всю жизнь: он завершается пантеистическим или па-нентеистическим захватом, при котором побеждает эго. Однако в антропоцентрической форме мистических переживаний, являющейся формой всякого преобразующего мистицизма, как внутренний, так и внешний миры, воспринимаются как оболочки. Когда эти оболочки становятся прозрачными, на смену многообразию нуминозного приходит единство, при котором Самость проявляется как творческий центр, где генерируются и человек, и мир.

Там, где присутствует подлинное мистическое переживание, нуминозный субстрат прорывается через данный космос. Однако за исключением зрелой формы мистицизма, такой прорыв представляет собой захват, уносящий мистика за пределы человечества и мира в сферу, лежащую вне мира. В таком случае похищенное эго возвращается во враждебный мир, полное неуверенности и тревоги. Однако внутренний, преобразующий мир мистицизм зрелой стадии стремится преодолеть экзистенциальную тревогу и неуверенность. Его миссия будет завершена только после того, как мир перестанут наполнять враждебные, разрушающие формы, после того, как все формы приобретут прозрачность и будет достигнуто видение единства.

Однако видение единства связано с единством бытия. Здесь опять проявление нуминозного соответствует уровню развития личности. Только в интегрированном человеке, связанном с центром, который является его собственным творческим центром и который он воспринимает как творческий центр мира, может замкнуться круг, означающий покой. Для этого освещенного человека мир прозрачен и един. Но такая интеграция, как и все, что происходит на данном уровне, полна парадоксов. Человек этой стадии находится в мире и вне его, в покое и в творческом движении, связан с нуминозным и располагается внутри себя. В нем живет творящее слово и тишина. Он живет в многообразии и единстве.

Таким образом представляется, что мистический человек в нашем широком понимании — это единственный человек, который не удовлетворяется частичными аспектами внешнего и внутреннего мира. Он единственный, чью творческую неуспокоенность нельзя заглушить наркотиками, вносящими мир внутрь фрагментарной временной оболочки, где может укрыться эго. Мистический человек серьезно воспринимает тот экзистенциальный факт, что человек не имеет оболочки, что он представляет собой атом в бесконечной Вселенной. Но несмотря на все это он чувствует, что не потерян и не одинок. Разумеется, ему недоступна сущность человеческого существования, однако нуминозное в человеке одновременно является человечным в нуминозном. Эго, занятое диалогами с Самостью, и получая от нее направление, воспринимаемое им как наполненное смыслом, заново формирует свое сходство с Самостью. Это ведет к парадоксальной форме близости, которая часто выражается через символы дружбы и родства между эго и Самостью, и которая компенсирует изоляцию человека в космосе. Но отмеченное подобие эго и Самости в высокой степени реализуется и в сфере творческого.

Как творческая нуминозная сила наполняет мир живой формой в бесконечной иерархии проявлений, так и творческий нуминозный элемент в человеке наполняет мир живой формой изнутри в столь же бесконечной иерархии проявлений. Сам мифологический мир первобытного человека наводнен формами, и по мере развития сознания эти формы выстраиваются в иерархический ряд. В то время как в уплотнении архетипической фигуры все смутно и расплывчато, призма сознания преломляет цвета и обнаруживает системы духовного порядка, духовную реальность за многообразием форм.

Однако обитая в форме и вне ее, нуминозное продолжает работать в качестве центра, как ядро творческого небытия. И это происходит не только в мире, образованном внечеловеческим божеством (питеп), не только в дереве, животном, звезде, но и в мире человеческой нуминозно-сти. в поэме, художественном творчестве, в идее. Подобие человека творящему божеству мирового генезиса лежит в основе двойственной природы человека мистического. Антропологическое творческое начало пребывает в процессах, включающих Самость и это: а область Антропоса, в которой воплощается центральный процесс, человечна, но также и трансцендентна. Поэтому-то здесь так велика опасность мифологизации, гностических заблуждений.