Пару лет назад я получил рождественскую открытку, в которой говорилось: «Л хочу поблагодарить вас за изумительное время, проведенное с вами в 1959 году. Я знаю, что должен был написать вам раньше... но все откладывал. С того момента, как я провел с вами три часа, моя жизнь стала прекрасной». Это был очень богатый человек. Он получил профессиональную подготовку концертирующего пианиста. У него был личный концертный зал, и на первом публичном концерте, который он дал, или точнее, который он ХОТЕЛ дать, он перепугался и не смог выйти на сцену. И когда он приезжал сюда на три часа в 1959 году, я объяснял ему... что он должен продолжать практиковаться в игре на фортепиано. За те десять лет, которые прошли сего первой попытки дать публичный концерт, он смог позволить лишь ОДНОМУ своему другу присутствовать в зале. ДВОИХ в зале он уже не мог выдержать. И когда он приехал ко мне, я сказал: «Ну, ваша проблема решается очень просто. Я хочу, чтобы вы купили кипу цветных полотенец... красное, зеленое, голубое, фиолетовое, цветастое и так далее. Когда вы приедете домой, аккуратно разложите их на полу вашего зала, а два последних положите на табуретку перед роялем и на крышку рояля. Затем вы разошлете приглашения на фортепианный концерт, чтобы весь зал был заполнен публикой. И когда настанет время выходить на сцену, вы остановитесь и посмотрите на первое полотенце... ну что, хотите упасть в обморок на этом полотенце или предпочтете на следующем?» И вот он дошел до следующего с той же дилеммой: где упасть в обморок — на этом полотенце или на третьем? Так он добрался до табуретки... он знал, что будет очень некрасиво УПАСТЬ с нее в обморок, поэтому он на нее СЕЛ. И тут он подумал о возможности упасть в обморок с крышки рояля, но не мог придумать, как туда попасть. И так он сыграл всю программу. И я думаю, что это терапия, потому что он собрал ВСЕ свои страхи и тревоги, перевел их в конкретную форму и перенес на полотенце, — вопрос был только в том, на КАКОЕ полотенце. И он прошел через целый ряд полотенец, и каждый раз, когда он миновал их... ему ПРИШЛОСЬ играть, он НЕ МОГ упасть на эти полотенца. И с тех пор он играл, как настоящий концертирующий пианист.
В данном примере пианист нуждался в опыте успешного выхода на сцену и исполнения концерта, в опыте, который бы не только продемонстрировал ему, что он способен выступать перед публикой, но и обеспечил ему возможность получить подкрепление своего поведения благодаря аплодисментам и восторженным реакциям аудитории. Таким образом, его поведение и его окружение вступали в союз, призванный внушить ему фрейм референции, согласно которому он способен выступать, а выступление является опытом, приносящим удовлетворение. Эти взгляды (плюс с неизбежностью вытекающее из них поведение, состоящее в реальном участии в выступлении) становятся желаемым результатом, а успешное проведение концерта — очевидным выбором формы опыта, способствующей формированию этих новых точек зрения. Интересующим нас вопросом, который в течение десяти лет не давал покоя самому пианисту, является вопрос о том, каким образом можно вывести его на сцену так, чтобы он МОГ выступать.
Как и в предыдущем примере данного паттерна поведенческого вмешательства, Эриксон использует в качестве средства, вызывающего желаемый результат, ту самую характеристику, которую пианист считает причиной своих трудностей: его боязнь упасть в обморок. Работая с решившейся на самоубийство девушкой, Эриксон заручается ее согласием на участие в поведении, которое он спланировал для нее, сформировав у нее представление о том, что приятно будет унести с собой в загробный мир хорошее воспоминание. Аналогичным образом во втором примере Эриксон воздерживается от попыток изменить мнение пианиста, касающееся необходимости, полезности или вероятности действительного наступления обморока. Вместо этого Эриксон формирует у него представление о падении в обморок на «подходящем» полотенце. Заметьте, что, внедряя в его психику это соображение, Эриксон рассматривает неизбежность падения в обморок как нечто само собой .... второстепенным (если не снятым с повестки дня) вопросом, уступая место более актуальному вопросу о том, какое полотенце является для этого «подходящим». Такая смена приоритетов становится эффективным средством вывести пианиста к своему инструменту благодаря тому, что совокупность критериев, которую он будет использовать для оценки преимуществ падения в обморок на том или ином полотенце, будет принципиально отличаться от тех критериев, которые он ранее применял, размышляя о выходе на сцену. Контекст «выхода на сцену» означал для пианиста размышления о множестве эмоциональных и нагруженных прошлыми переживаниями вопросов — о его готовности к концерту, о необходимости надлежащим образом развлечь аудиторию, о возможности судить об уровне своей подготовки по реакциям аудитории, а также, возможно, о своей ценности как личности и т. д. За исключением вопроса о сравнении болезненности падения со стула или с крышки рояля, выбор подходящего полотенца являлся для него контекстом, по отношению к которому он совершенно не представлял себе, какие критерии следует использовать. А без этих критериев он мог сколько угодно беспокоиться, но был не в состоянии принять решение (и, следовательно, упасть в обморок), а потому вынужден был переходить от одного полотенца к другому. Итак, резюмируя этот случай, мы можем сказать, что Эриксон использует озабоченность пианиста возможностью падения в обморок, заставляя его заботиться о выборе «подходящего» для падения в обморок полотенца. Не располагая критериями, позволяющими сделать такой выбор, пианист оказывается рядом со своим инструментом, где, не имея возможности упасть в обморок, начинает играть, тем самым получая опыт, необходимый для осознания того, что он способен выступать перед публикой. И даже если в будущем, во время ожидания за кулисами, он вдруг начнет беспокоиться о возможности падения в обморок, ему придет на ум (вероятно, забавное) воспоминание о том, как ему удалось исполнить программу, несмотря на эти самые страхи (иными словами, референтный опыт успеха уже был им получен).
Читать дальше