Дмитрий Соколов - Исцеляющее безумие - между мистерией и психотерапией

Но Витку-то он узнавал? Да, конечно, Витку он пару раз узнавал. Они встречались, мило трепали друг друга по загривку, целовались в щечки и расходились опять.

Кто-то трахался по углам, было слышно.

Кто-то одиноко сидел, никого не подпуская.

И вот я встретил девицу, которая мне просто очень понравилась. Такая ладная и нежная. С нею мы помиловались, потом разошлись, а потом как встретились, так уже почти до конца ласкали друг дружку. Очень она была хороша. Жалко мне было объявлять конец этого часа. Но объявил в конце концов и еще сказал, чтобы расходились мы по одному с интервалами, и что кто хочет, пусть поменяет одежду или прочую внешность, прежде чем сесть за ночной обед.

Выхожу я из Тёмной Комнаты – а девица из головы не идет. Хороша, как хороша! А ведь люди-то все – вот они! Где же ТА? Вожу я туда-сюда головой, вычисляю. Не получается. Измененка сознания. Невнимательность.

Мне не спится. Уже после еды все почти разошлись, а я гуляю по ночному саду и мечтаю. Подходит Виточка и зовет меня спать. «Что, – говорит, – тревожит тебя, добрый молодец?» «Ах, – отвечаю, – скажу тебе всю правду. Встретил я в темной комнате девушку, которая очень уж мне понравилась. А кто это – ума не приложу!» «Да ты что, – говорит заинтересованная Витка, – ну-ка, расскажи!» И я ей рассказываю. Помню я разве что одежду (которую со своей любезной немного снимал). Витка не верит своим ушам. Говорит «Подожди!» и уходит в дом. А возвращается – в той одежде!

То есть это что же получается, товарищи (мог бы написать Зощенко): свою жену не узнал! Да ведь еще хуже: когда узнавал свою жену, то никаких особых чувств. А вот незнакомка – нате, как разбередила! Ай-ай-ай!

Трудно было в это поверить, но факты-то налицо.

С другой стороны, как здорово – лучшая девица женой оказалась!

С третьей стороны, такой сюжет не раз встречался в итальянских комедиях и у самого барона Мюнхгаузена.

Никогда мне этого Витка не простила. «Это доказывает, – говорила она, – твои гнилые убеждения, что жена не может быть любовницей, что жена – это так себе, а вся прелесть – на стороне!»

А что возразишь?

Возразить-то можно, но жене – бессмысленно, а незнакомку, получается, жена съела.

«Ни на какую мистерию я ехать не собиралась и даже не задумывалась о такой возможности. По причинам банальным, казавшимся неразрешимыми: денег нет, ребенка оставить не с кем, рабочий понедельник не прогуляешь безнаказанно, и вообще ничего не хочется. С первых октябрьских похолоданий длилось у меня во всякой там личной жизни состояние удивительно серое: работа, дом, детский сад; денег за полторы ставки, отработок на две; мама, расскажи сказку; завела бы ты себе кого-нибудь, что ли; бесконечно невымытая посуда; ну что же вы все такие никакие, товарищи поклонники; седативные полбутылки водки, когда наконец бабуля прекратит ворочаться перед телевизором, а дитятко ровно засопит в кроватке; коротенькое сновидение; будильник; старт. Какие, нафиг, мистерии?

В среду по телевизору показали странный фильм: смесь Тарковского с Кубриком, все японцы – оператор поляк. Челюсти, пять минут измельчавшие в кадре синтетическую еду, что-то явственно напоминали. В четверг взялась ваять из глины аромалампу, а получился ворон: большеклювый, черный, с хитро горящими глазами. Написала письмо Соколовым.

В пятницу левая клиентка, смахивающая на птичку попроще, притащила в розовом клювике левую же денежку; растрогавшаяся бабушка милостиво предложила обойтись без меня до воскресного вечера. В субботу, радуясь сухости и солнечности погодных условий, я автоматически поехала в Ворон.»

Это тот редкий случай сознательного клиента, когда человек описал сам, что с ним было. И тот еще более редкий случай несознательного терапевта, который этот текст частично потерял. Остались кусочки, выделенные курсивом. Уже несколько лет прошло, так что надежды на спонтанную ремиссию текста у меня практически нет. Маемо що маемо.

«Мне, наверное, вообще не удастся как-то восстановить события внешне, хотя себя в них я помню хорошо, да и остальных – то приближающихся, то ускользающих куда-то за горизонт.»