Дмитрий Соколов - Исцеляющее безумие - между мистерией и психотерапией

А маленький кролик, если кто не знает, – удивительно нежное и симпатичное существо. На него дышать стремновато, не то что поднять руку. Бегает он по нашему кругу, который весь слегка ошалел, конечно, туда-сюда тычется…

Героиня берет крольчонка на руки и заливается слезами.

Никто никого не убивает, конечно, но, во всяком случае, псевдо-победу мы тоже не празднуем. (Празднуем мы в конце дня совсем по другому поводу, по моему, очень достойному).

Но эта история, как и первая, имеет продолжение через пару месяцев. Героиня приезжает ко мне в Ворон и говорит, что хочет совершить ритуал до конца. Что она понимает, что не любовь к животным ее останавливает от убийства, а «чистые» представления о себе. Что она спокойно ест животных, убитых другими, и ей просто комфортно не иметь дело с живой кровью. Но что ей это надоело вместе с бесконечным образом «хорошей девочки». И что она хочет действительно убить кролика.

Мне все это кажется разумным и достойным действия. И на скоро произошедшей мистерии она действительно в начале центральной ночи убивает кролика. Не ту шиншиллу, другого, постарше. Убивает палкой, как обычно забивают в деревне кролей. Я помогаю ей, держу его за задние лапки. Потом она снимает с него шкуру, жарит мясо, угощает всех. Шкурку потом еще пыталась выделать, но ничего не получилось, закопала.

Вот и все, ничего особенного. Из последствий мне особенно понравилось, как в конце группы один парень говорил: «И с кроликом – вот это был кайф! Только так мало!… Вот если бы каждому выдали по кролику… И можно было бы съесть его живьем!…»

Справедливости ради надо сказать, что мне очень не понравились все три истории с «кровавым жертвоприношением», которые произошли на моих мистериях. Каким-то образом все эти умертвщления плоти – не для меня. То есть вроде бы ничего особенного, но и ничего особо хорошего. А по эмоциям – явно нехорошо. Была еще история с собакой, рассказанная в книге «Виткины байки»; и коза, последняя из тех, которых я держал. Все эти истории оказались тяжелы, и больше я никогда не повторял этих кровавых практик – так вот, напрямую. Я смутно думаю, что я «растительный» человек (отголосок конфликта Каина и Авеля), и все эти грубые животные штуки не по мне.

Когда-то первая попытка написать эту книгу (из которой сохранились первые три главы) застряла в аккурат на главе про кровавое жертвоприношение.

Но я думаю, что, во-первых, это может быть моим ограничением, а не общим. Я и к шашлыкам-то не испытываю такой бурной всенародной любви (которая и есть культовая любовь плотоядной культуры). Я даже перестал держать животных, которых в деревне держат (то есть спокойно режут и едят) практически в каждом дворе. Моя собственная «тигриность» не столь сильна (я понял это, проведя ту самую мистерию, где очевидно были «тигры» помощнее меня).

Но еще, думаю – или скорее чувствую – я, пресловутая жестокость и жесткое (то есть спокойное, не смущаемое сомнениями) применение силы – совершенно необходимая часть и самой жизни, и мистерий. Я редко делаю это, но знаю по опыту, что когда делаю, тогда-то я и достигаю самых сильных и очевидных терапевтических результатов. Вообще, можно сказать, не играя в парадоксы, что мне не хватает любви и внимания к людям, чтобы их бить. Бить их (им) обычно полезно. Дзэнскую палку как одну из лучших и самых последовательных методологий воспитания и преобразования человеческой души еще никто не отменял. Ее просто мало кто осмеливается применять (где-то в их книгах говорится, что эта палка так тяжела, что мало кто может просто ее поднять).

Так что несколько последующих историй, и в этой главе, и дальше (особенно в десятой), содержат разные вариации пресловутой жесткости, которая, по моим ощущениям, противоречит любви примерно так же как существование тигров и волков противоречат Божеским замыслам этого мира. (Ни у кого нет такой фантазии, что зайцев создал настоящий Бог, а волки сами зародились, либо Диаволом занесены?)