Это особенно ощутимо в отдаленных от повседневной речевой коммуникации актах употребления языка. Если рядовой член речевого коллектива следует семантическим правилам своего языка и находится некоторым образом в его «плену», то мастер художественного слова, глубоко проникая в тайны родного языка, следует уже не слепо заученным правилам, а как бы становится соучастником в созидании языкового мировидения — непрекращающегося процесса постижения мира через язык. Но слово «участие» нужно употреблять осторожно, поскольку каждое «новое» в языке подразумевает наличие уже существующего, и ни один из великих творцов не в состоянии создать хотя бы одно слово из ничего. «Существующее» здесь — скорее ареал возможностей языка, а не реализованная и закрепленная в текстах внешняя форма. Словотворчество, в котором мы усматриваем одно из высших проявлений действия языка, основывается на энергейтической форме знания языка и отличается от того «динамического» использования языка, которое в теории трансформационной грамматики квалифицируется как «творчество» (creativeaspectoflanguageuse) [14] N.Chomsky. Cartesian Linguistics. New York, 19bb.
; хотя последнее в трансформационной лингвистике описывается в терминах динамической теории, но фактически оно остается на [15] «В изложении антиномий Гумбольдта мы следуем Штейнталю», (См, А. П о т е б н я. Мысль и язык. Харьков, 1892, с. 28.)
уровне эр гона.
IV.
В главе, где говорится о „внутренней форме языка" („innereSprachform"), дефиниция данного понятия эксплицитно не дана, что послужило поводом для противоречащих друг другу интерпретаций у различных языковедов, а также психологов и философов. Всякая попытка раскрыть смысл этого основополагающего понятия по тексту, и тем более в духе Гумбольдта, должна отвечать по крайней мере трем требованиям:
Внутренняя форма является именно внутренней, а не внешней формой (это подразумевает, что ее исследование должно осуществляться по содержательным параметрам, а не по тем принципам, которые формировались в процессе исследования внешней формы);
Являясь внутренней, она тем не менее не лишенная формы субстанция, а именно форма;
Она является внутренней формой именно я з ы к а, а не вне- языкового содержания.
Трудно назвать учебник, где бы не рассматривался вопрос о внутренней форме языка, хотя нередко это понятие смешивается с внутренней формой отдельного слова. В России этому содействовали труды и авторитет А. Потебни, который в интерпретации Гумбольдта не был свободен от влияния психологизма Г. Штейн- таля *. Понятие внутренней формы слова он применил в сравнительном анализе славянских языков и в изучении мифов, заложив тем самым в России начало исследованиям в той области, которую в широком смысле этого слова можно было бы назвать этнолингвистикой.
Сила этой традиции сказывается и в заглавии книги русского философа Г. Шпета: „Внутренняя форма слова" [16] Г. Ш п е т. Внутренняя форма слова. Москва, 1927.В различных учебниках по языкознанию, выходящих у нас, и по сей день большей частью говорится о внутренней форме именно слова (как объекта этимологических изысканий), а не языка.
.
Сведению внутренней формы языка к внутренней форме слова [17] Внутреннюю форму языка не следует также смешивать с „внутренней речью". Эта последняя относится лишь к индивиду и ничем иным, как имплицитной формой звуковой речи, не является.
, — что не соответствует основному направлению гумбольдтовского учения, — способствовало и следующее обстоятельство: доказывая, что даже в случае «телесного», «чувственно-воспринимаемого предмета» «слово не эквивалентно» предмету, а лишь эквивалентно «пониманию (Auffassung) его в акте языкового созидания» (Spracherzeugung), Гумбольдт в данной главе приводит пример из санскрита, в котором «слона называют то дважды пьющим, то двузубым, то одноруким… тремя словами обозначены три разных понятия». (VII, 90; с. 103).
Такое сужение гумбольдтовского понятия „внутренней формы" вновь доказывает, насколько неоправданно толковать отдельные его высказывания в отрыве от общего идейного контекста. Исходная идея, пронизывающая все учение Гумбольдта, состоит именно в том, что обозначение предмета словом — это не изолированный акт словотворчества, а часть единого процесса языкового созидания. Об этом свидетельствует и последующая фраза из текста: «Поистине язык представляет нам не сами предметы, а всегда лишь понятия о них, самодеятельно образованные духом в процессе языкотворчества». (VII, 90; с. 103; разрядка наша. — Г. Р.) [18] А что главное: именно в данном параграфе (Внутренняя форма) говорится о «синтаксическом построении» в связи с «образованием грамматических форм» (с. 105) и на этом фоне «образование понятий» лишь путем слова он считает односторонним.
.
Читать дальше