Вильгельм Гумбольдт - 94 Избранные труды по языкознанию

„Transactions of the Historical and Literary Committee of the American Philosophical Society" („Труды исторического и литературного комитета Американского Философского Общества". Филадельфия, 1819, том I, с. 405 и сл.).

8 Цейсбергер в цитированной работе замечает, что mannitto представляет собой исключение из этого правила, поскольку под этим понимается сам бог, великий и добрый дух. Однако весьма часто религиозные идеи необразованных народов исходят из страха перед злыми духами. Поэтому первоначальное значение данного слова вполне могло быть именно таким. За отсутствием делаварского словаря я не могу найти сведений об остающейся нерассмотренной части слова. Интересно, хотя, возможно, совершенно случайно, совпадение этого остатка с тагальским anito 'идол' (см. мою работу о языке кави, книга I, с. 75).

Так по крайней мере и понимаю Хеккевельдера („Transactions", 1.411). В любом случае аре представляет собой просто окончание, характерное для существ, которые ходят на двух конечностях, т. е. прямо, так же как chum — для четвероногих животных.

та, а произносят Byamma (J u d s о n, h. v.). Если это название истолковать в соответствии со значением его элементов, то оно обозначает сильную, крепкую породу людей. Ибо mran означает 'быстрый', а та — 'быть твердым, крепким, здоровым'. От этого туземного слова, без сомнения, произошли принятые в разных местах написания, обозначающие этот народ и эту страну, среди которых самое правильное — написание через а — Барма и бирманцы. Если Кэри и Джадсон пишут „Бурма" и „бурманцы", они имеют в виду наличие призвука у согласного, обозначая его при этом неверным, ныне уже не применяющимся способом. Ср. также В е г g h a u s. — См. „Asia, Gotha", 1832, I. Liefer., № 8. Hinterindien („Индокитай"), S. 77, и L e у d e n. — См. Asiat. res.", X, 232.

См. грамматику Андерсона в разделе об алфавите.

Кэри (Carey, р. 144, § 8) пишет это слово как hkran и не снабжает его знаком акцента. Я следую написанию Джадсона.

К э р и, с. 116, § 112; Д ж а д с о н, см. статью chim.

Об этом Кэри эксплицитно говорит в нескольких местах своей грамматики; см. с. 96, § 34, с. 110, 92, 93. Однако, насколько справедливо его еще далее идущее утверждение, что это слово вообще не имеет самостоятельного значения, мы скоро увидим.

С. 96, § 34.

S. 109, § 88.

„А Grammar of the Thai or Siamese Language", p. 12–19.

«„Asiat, res.", X, 270.

См. моа письмо к Абель-Ремюза, с. 31.

Там же, с. 31–34.

См. Abel-R emusat. Fundgruben des Orients („Сокровищница Востока"], III, S. 279.

Г-н Ампер (Ampere. De la Chine et des travaux de M. Abel-Remusat. — „Revue des deux mondes", T. 8, 1832, pp. 373–405) правильно обращает на это внимание. В то же время он напоминает о том, что эта работа приходится на первые годы занятий Абель-Ремюза китайским языком, хотя замечает при этом, что он и позже не мог полностью отказаться от этой точки зрения. На самом деле Ремюза, по-видимому, был слишком склонен считать китайский язык менее отклоняющимся от других языков, чем это в действительности имеет место. К этому его могли в первую очередь привести авантюристические идеи о китайском языке;И о трудностях его изучения, которые господствовали к моменту начала его занятий. Но, кроме того, он не осознавал в достаточной мере, что отсутствие некоторых!johkhx грамматических обозначений, может быть, в каких-то случаях и не наносит ущерба передаче смысла как такового, но не может не повредить точности вы-ажения нюансов мысли в целом. В остальном он, очевидно, впервые в правиль- ом свете представил истинную сущность китайского языка, и огромная ценность Го грамматики по-настоящему осознается только теперь, после выхода из печати итайской грамматики отца Премаре, также весьма ценной в своем роде (см. Notitia linguae Sinicae anctore Patre Premare". Malaccae, 1831). Сравнение обеих абот неоспоримо показывает, какую большую услугу оказала грамматика Ре- 'за китаистике. Каждая ее страница доносит до читателя своеобразие описываемого языка, преподанное в легко доступной форме и с кристальной ясностью. Работа его предшественника содержит исключительно ценный материал и по отдельности описывает, наверное, все особенности языка; но автор ее вряд ли имел столь же отчетливое представление о языке как о целом, и, во всяком случае, ему не удалось донести это представление до читателей. Глубокие знатоки этого языка, возможно, захотели бы заполнить некоторые лакуны в грамматике Ремюза; но за ним навсегда останется заслуга того, что он первым по-настоящему проник в средоточие правильного воззрения па этот язык, а кроме того, сделал изучение его общедоступным и тем самым заложил основы для изучения этого языка.