1885 год был для Фрейда намного более счастливым, чем предыдущий. Ему сопутствовал успех в работе, но главное — он теперь знал, что Марта его любит. Однако, отвечая в январе на замечание Марты о том, какие они теперь мудрые и как глупо они вели себя по отношению друг к другу в прежнее время, он писал:
Я согласен, что теперь мы достаточно мудрые для того, чтобы не сомневаться в нашей любви, но мы не стали бы такими, если бы не произошло все то, что случилось ранее. Если бы во время этих многих болезненных часов, которые ты доставляла мне два года тому назад и позднее, глубина моего несчастья не заставила меня понять всю силу моей любви, тогда я не достиг бы такой уверенности в нашей любви, какую имею сейчас. Давай не будем презрительно относиться к тем временам, когда твои письма скрашивали мою жизнь и когда каждое твое решение было равносильно для меня вопросу о жизни и смерти. Я не знаю, как мог бы я повести себя в другом случае; это были тяжелые времена борьбы и окончательной победы, и только после них я смог обрести спокойствие для работы, чтобы завоевать тебя. Тогда мне приходилось бороться за твою любовь, как теперь приходится бороться за тебя, и мне пришлось заслужить первое, как теперь приходится зарабатывать второе.
Так это или не так, но для Фрейда было характерно считать, что он не может ожидать, чтобы нечто хорошее пришло к нему само собой; ему приходилось тяжело бороться за все, что он получил в жизни. Его жизненный опыт, кажется, подтверждает эту точку зрения, однако он сам не всегда выбирал наиболее легкий путь.
В том же году ему удалось убедить Марту, что теперь он любит ее много больше, чем три года назад, когда едва знал ее: то, что раньше было образом, теперь стало личностью. Поэтому мир казался опутанным чарами. «В наши первые дни знакомства моя любовь к тебе перемежалась с горькой болью, затем пришла счастливая уверенность в твоей длительной преданности и дружбе, а теперь мое чувство к тебе превратилось в страстное очарование, единственное оставшееся у меня чувство, которое превзошло все мои ожидания».
Уважаемый читатель, позволю себе отвлечься на некоторое время от этой темы и рассказать две менее серьезные истории. Первое событие произошло в ту зиму, когда Марта попросила у Фрейда разрешения покататься на коньках. Фрейд решительно отказал ей, как можно предположить, не из-за страха, что она сломает себе ногу, а из-за ревности, потому что она будет рядом с другим мужчиной. Видя, что это очень огорчило Марту, он проконсультировался у своего друга Панеса о правилах катания на коньках. Три дня спустя он дал свое согласие, но при том условии, что она будет кататься одна.
Затем, шесть месяцев спустя, возникла еще одна проблема.
У нас сейчас стоит такая жара, что она даже может стать причиной для ссоры между двумя очень любящими молодыми людьми. Я так представляю себе этот процесс. Девушка сидит в углу, как можно дальше от пышущих жаром окон. Он, чья любовь даже горячее самой высокой отметки на термометре, вдруг подходит к ней и запечатлевает на ее губах жаркий поцелуй. Она поднимается, отталкивает его и капризно говорит: «Уходи, мне слишком жарко». Мгновение он стоит перед ней в изумлении, его черты выдают одну эмоцию за другой, и наконец, он поворачивается и уходит. Он уносит с собой это горькое, невообразимо горькое чувство, против которого, как я знаю по себе, он абсолютно беспомощен. Что она может думать в этот момент, от меня скрыто, но я полагаю, она бранит его и приходит к заключению: «Если он настолько мелочен, что чувствует себя оскорбленным по этому поводу, он не может меня любить». Вот что случается из-за жары.
Мы уже говорили о том, что осенью 1885 года Фрейду удалось наладить хорошие отношения с матерью Марты, которой он в каждом своем письме к Марте посылал сердечные приветствия. Оставался только Эли, и это препятствие потребовало более долгого времени для преодоления. Не то чтобы оставшаяся часть семьи Марты очень одобряла ее брак с «язычником». «Они предпочли бы, чтобы ты вышла замуж за старого раввина или шохета [52] * Еврейский резник мяса, который следует кошерным правилам убоя животных.
. Мы оба рады, что этого не случилось, а родственники могут вести себя, как им нравится. Твоя семья не любит меня преимущественно потому, что я беру тебя без каких-либо придатков в виде семейных предрассудков, что более всего совпадает с моими желаниями». Фрейд справедливо гордился своим независимым поведением во всей этой любовной истории.
Читать дальше