Это почти все, что сохранилось от ортодоксальной церковной поэзии начальных времен христианства. Удивляться этому, как то делали некоторые исследователи прошлого столетия [26] Ср.: W. Christ, М. Paranikas. Op. cit. «Было бы до крайности удивительно, если бы от этих святых песнопений, как бы освященных уже самой их древностью, ничего не осталось для потомства». Этого аргумента с полным основанием не принимает: I. Sajdak. De Gregorio Nazianzeno poetarum Christianorum fonte. Cracoviae, . P. —7.
, не приходится: пафос романтического преклонения перед древностями церкви, перед подлинными памятниками «апостольских времен» — времен «первой любви», как выражался в конце XVII столетия пиетист Готфрид Арнольд [27] Один из капитальных трудов этого замечательного для своего времени историка имеет заглавие: «Первая любовь, или Правдивое изображение первых христиан в их живой вере и святой жизни» (Аллюзия на «Апокалипсис», гл. 2, ст. 4).
, — совершенно чужд византийской душе. Средневековый человек не знал настроения, выразившегося в кличе Ренессанса и Реформации — «ad fontes!» («к источникам!»): у него было чувство временной дистанции между собой и «источниками»; он верил, что святое для него «предание» непосредственно дано в обступающем его укладе церковной жизни, а потому с большой беззаботностью относился к невосполнимой утрате ставших музейными памятников этого «предания». Нам предстоит увидеть, как в определенную эпоху из церковного обихода почти полностью выпали шедевры византийской церковной поэзии — кондаки Романа Сладкопевца; легко предположить, что совершенно таким же образом несколькими веками раньше оказались утрачены песнопения начальной поры христианства. Их вытеснили гимны, отвечавшие изменившемуся вкусу и, главное, связанные с актуальными догматическими спорами. Быть может, сыграла некоторую роль и слишком тесная связь древнейших литургических текстов с ветхозаветной и синагогальной традицией.
Отход от этой традиции впервые с наибольшей смелостью совершился, надо полагать, вне ортодоксии: в кругах гностиков. Здесь отвага в игре с темными, загадочными, многосмысленны- ми символами заходит чрезвычайно далеко. Стоит остановиться на гностическом славословии, вложенном в уста Иисуса на Тайной вечере (как некоторое соответствие «первосвященни- ческой молитве» из Евангелия от Иоанна) и дошедшем в тексте апокрифических «Деяний апостола Иоанна» (III век); по- видимому, оно было как-то связано с евхаристической практикой гностиков. Поскольку оно совсем неизвестно русскому читателю, целесообразно дать перевод этого гимна вместе с краткой преамбулой, дающей ситуацию сакрального танца в стиле языческой мистерии.
«...Он собрал нас всех вместе и сказал: „Покуда я не предан в руки их, споем песнопение отцу, и так пойдем навстречу тому, что нас ждет". Потом он велел нам стать в хоровод и держаться за руки. Сам же, стоя в середине, сказал: „Отвечайте мне: Аминь!" Затем он начал воспевать песнь, глаголя:
«Слава тебе, отче!» Мы же, вращаясь по кругу, отвечали ему «Аминь!»«Слава тебе, дух! Слава тебе, святый!» «Аминь!»«Мы хвалим тебя, отче, мы благодарим тебя, свете, в котором тьма не обитает!» «Аминь!»«При благодарении же нашем глаголю: «Спастись жажду и спасти жажду». «Аминь!»«Искуплен быть жажду и искупить жажду». «Аминь!»«Уязвиться жажду и уязвить жажду». «Аминь!»«Рожден быть жажду и рождать жажду». «Аминь!»«Вкушать жажду и предаться во снедь жажду». «Аминь!»«Внимать хочу и услышан быть жажду». «Аминь!»«Умом мыслим быть жажду, всецело ум будучи». «Аминь!»«Омыться жажду и омывать жажду». «Аминь!»«Благодать пляшет и поет; играть на флейте жажду; пляшите и пойте все вы!» «Аминь!»«Скорбеть жажду; рыдайте все вы!» «Аминь!»«Единая Огдоада нам подпевает». «Аминь!»«Двунадесятый сонм пляшет и поет в вышних». «Аминь!»«Целокупности должно плясать и петь». «Аминь!»«Кто не пляшет, не разумеет совершающегося». «Аминь!»«Бежать жажду и остаться жажду». «Аминь!»«Украшать жажду и украшен быть жажду». «Аминь!»«Воссоединиться жажду и воссоединить жажду». «Аминь!»«Дома не имею и домы имею». «Аминь!»«Храма не имею и храмы имею». «Аминь!»«Светильник я для тебя, о взирающий на меня». «Аминь!»«Зерцало я для тебя, о мыслящий меня». «Аминь!»«Дверь я для тебя, о стучащийся в меня». «Аминь!»«Путь я для тебя, о путник». «Аминь!»
Читать дальше