Человек, который принял жену за шляпу и другие истории из врачебной практики

— В чем проблема? — осведомился я, когда в дверь моего кабинета по диагонали вписалась его наклонная фигура.

— Проблема? — переспросил он. — Лично я никакой проблемы не вижу… Но все вокруг убеждают меня, что я кренюсь набок. «Ты как Пизанская башня, — говорят, — еще немного — и рухнешь».

— Но сами вы перекоса не чувствуете?

— Какой перекос! И что это всем в голову взбрело! Как могу я быть перекошен и не знать об этом?

— Дело темное, — согласился я. — Надо все как следует проверить. Встаньте‑ка со стула и пройдитесь по кабинету. Отсюда до стены и обратно. Я и сам хочу взглянуть, и чтобы вы увидели. Мы снимем вас на видеокамеру и посмотрим, что получится.

— Идет, док, — сказал он, углом вставая со стула. Какой крепкий старикан, подумал я. Девяносто три года, а не дашь и семидесяти. Собран, подтянут, ухо востро. До ста доживет. И силен, как портовый грузчик, даже со своим Паркинсоном.

Он уже шел к стене, уверенно и быстро, но с невозможным, градусов под двадцать, наклоном в сторону. Центр тяжести был у него сильно смещен влево, и он л ишь каким‑то чудом удерживал равновесие.

— Видали?! — вопросил он с торжествующей улыбкой. — Никаких проблем — прям, как стрела.

— Как стрела? Давайте все же посмотрим запись и убедимся.

Я перемотал пленку, и мы стали смотреть. Увидев себя со стороны, Макгрегор был потрясен; глаза его выпучились, челюсть отвисла.

— Черти волосатые! — пробормотал он. — Правда ваша, есть крен. Тут и слепой разглядит. Но ведь сам‑то я ничего не замечаю! Не чувствую.

— В том‑то и дело, — откликнулся я. — Именно здесь зарыта собака.

Пять органов чувств составляют основу мира, данного нам в ощущениях, и мы знаем и ценим каждый из них. Существуют, однако, и другие сенсорные механизмы — если угодно, шестые, тайные чувства, не менее важные для нормальной жизнедеятельности, но действующие автоматически, в обход сознания, и потому непонятые и непризнанные. Мы узнали о них лишь благодаря сравнительно недавним научным открытиям. Еще в Викторианскую эпоху ощущение относительного положения тела и конечностей, основанное на информации от рецепторов в суставах и сухожилиях, неточно определяли как «мускульное чувство»; современное понятие проприоцепции (суставно–мышечного чувства) сформировалось в самом конце девятнадцатого века. Что же касается сложных механизмов, посредством которых тело ориентирует себя в пространстве и поддерживает равновесие, то до них очередь дошла только в двадцатом веке, и они до сих пор таят в себе множество загадок. Мы стоим на пороге космической эры, и, возможно, лишь новая свобода жизни в невесомости и связанные с ней опасности позволят нам на практике оценить все достоинства и недостатки среднего уха, преддверия костного лабиринта и других незаметных рефлексов и рецепторов, управляющих пространственной ориентацией. Для здорового человека в нормальных земных условиях они просто не существуют.

Правда, если эти системы организма вдруг перестают функционировать, этого трудно не заметить. В случае нарушения или искажения приходящей от них информации мы ощущаем нечто невообразимо странное, какой‑то почти не поддающийся описанию телесный аналог слепоты или глухоты. При полном отказе проприоцептивной системы тело как бы перестает видеть и слышать себя и, в полном согласии со смыслом латинского корня «proprio», перестает принадлежать себе, воспринимать свое существование [52] См. главу 3 — «Бестелесная Кристи». .

Пока я размышлял над этим, мой старик–пациент тоже глубоко задумался — нахмурился и сжал губы. Он стоял неподвижно, в полной сосредоточенности, являя собой столь любимую мною картину человека, с изумлением и ужасом осознающего, что именно с ним не так и что нужно делать. С этого начинается настоящая терапия!

— Надо пораскинуть мозгами, — бормотал он себе под нос, надвинув на глаза седые кустистые брови и подчеркивая каждую мысль жестом могучих, узловатых рук. — Вы тоже думайте — сейчас мы разложим все по полочкам… Я кренюсь в сторону и не знаю об этом, так? Значит, должно быть какое‑то ощущение, ясный сигнал, но он не приходит. — Он помолчал немного, и тут его осенило: — Я раньше работал плотником, и мы всегда брали уровень, чтобы определить наклон поверхности. Есть в мозгу что‑то вроде ватерпаса?

Я утвердительно кивнул.

— Может его вывести из строя болезнь Паркинсона?

Я кивнул опять.

— И это случилось со мной?