Олдос Хаксли - Возвращение в дивный новый мир

Для обучения свободе необходимо установить факты и сформулировать ценности, а затем разработать подходящие методики для того, чтобы претворять ценности в жизнь и давать отпор тем, кто по какой-либо причине решает пренебречь этими фактами или отрицает эти ценности.

В одной из предыдущих глав я рассуждал о социальной этике в том ключе, что с ее помощью оправдываются и выставляются в выгодном свете пагубные последствия заорганизованности и перенаселенности. Совместима ли подобная система ценностей с тем, что мы знаем о человеческой психике и темпераменте? Социальная этика строится на предположении, что воспитание играет важную роль в определении человеческого поведения, а природа — лишь психофизическое оснащение, с которым рождается человек, это незначительный фактор. Правда ли, что человеческие существа не более чем продукты социальной среды? А если это не так, то какое может быть оправдание тому, чтобы упорно считать, что отдельная личность менее важна, чем группа, к которой человек принадлежит?

Все имеющиеся у нас данные указывают на то, что в личной и общественной жизни наследственность играет не меньшую роль, чем культура. Каждый индивид биологически уникален и отличается от остальных. А потому свобода — великое благо, толерантность — важнейшая добродетель, а введение полного единообразия — большое несчастье. По ряду практических и теоретических причин диктаторы, организации и некоторые ученые страстно желают свести обескураживающее разнообразие человеческих форм к какому-нибудь подобию управляемого единообразия.

На пике первой волны бихевиористских исследований Дж. Б. Уотсон заявил, что не нашел «никаких подтверждений тому, что существуют наследуемые поведенческие образцы или особые способности (склонность к музыке, искусству и т.д.), которые должны передаваться в семье от поколения к поколению». Сегодня же мы обнаруживаем, что выдающийся психолог, профессор Б.Ф. Скиннер, преподающий в Гарварде, настаивает, что, «по мере того как научная картина становится все более всеобъемлющей, вклад отдельных индивидов в нее стремится к нулю. Столь восхваляемая способность человека творить, его достижения в искусстве, науке и нравственной сфере, способность выбирать и наше право считать его ответственным за последствия данного выбора не вписывается в новый научно обоснованный автопортрет человека». То есть шекспировские пьесы были написаны не Шекспиром и даже не Бэконом или графом Оксфордским — они были написаны елизаветинской Англией.

Более шестидесяти лет назад Уильям Джеймс написал эссе «Великий человек и его окружение». Он вознамерился защитить выдающихся индивидов от нападок Герберта Спенсера. Спенсер провозгласил, что наука (эта чудесная, очень удобная персонификация мнений, которых на данный момент придерживаются профессора X, Y и Z) свела на нет понятие великого человека. «Великий человек, — писал Спенсер, — должен вместе со всеми феноменами общества, породившего его, расцениваться как продукт прошлой жизни этого общества». Великий человек может быть или казаться «непосредственным инициатором изменений. Но если и существует объяснение этим переменам, его нужно искать в совокупности условий, из которых произошли и эти перемены, и сам человек». Это одно из тех изречений, которые кажутся очень глубокими, но на самом деле лишены фактического смысла. Спенсер утверждал, что мы должны знать все, прежде чем сумели полностью понять хоть что-нибудь. Несомненно, так оно и есть. Но мы никогда не будем знать всего. А потому нужно довольствоваться частичным пониманием и непосредственными причинами, включая и роль великих людей.

«Если в чем мы и можем быть полностью уверены, — писал Уильям Джеймс, — так это в том, что общество великого человека, справедливо так названное, сформирует его не раньше, чем он его переделает. Его порождают физиологические факторы, к которым социальные, политические, географические и в значительной мере антропологические условия имеют ровно столько же отношения, сколько кратер Везувия к мерцанию газовой лампы, при свете которой я пишу эти строки». Возможно ли, что мистер Спенсер считает, будто социологические обстоятельства, сойдясь воедино, так рьяно набросились на Стратфорд-на-Эйвоне в апреле 1564 года, что некий У. Шекспир, со всеми особенностями его мышления, просто обязан был там родиться? И хочет ли он сказать, что, если бы вышеупомянутый У. Шекспир умер до младенчестве от холеры, другой матери в Стратфорде-на-Эйвоне пришлось бы породить его точную копию для восстановления социального равновесия?