Александр Асмолов - По ту сторону сознания - методологические проблемы неклассической психологии

Наделяется этими сверхчувственными системными качествами и такой вполне «телесный объект», как человек, вступая во все новые и новые отношения с другими людьми и становясь порой мотивом их деятельности. Парадокс здесь заключается в том, что именно эти качества человека, а не то, что спрятано под поверхностью его кожи, составляют сущность его личности. Здравый смысл в самых разных формах упорно сопротивляется подобному «предметному» пониманию личности, выступая в обыденном сознании порой в виде расхожих представлений, вроде представления об идеализации, приукрашивании любимого человека. В действительности же любящий, включаясь в такой вид творческой деятельности, как «творчество любви», не идеализирует, а одновременно наделяет и раскрывает самое что ни на есть реальное в другом человеке — лучшее в нем [15] В ином аспекте ставит эту проблему С. Л. Рубинштейн. Для него за феноменом идеализации любимого человека стоит процесс более глубокого проникновения любящего в сущность личности, раскрытие того, что уже есть в этом человеке и чего не видят другие (см. Рубинштейн, 1973, с.374). .

При изучении феноменов предметности встает немало вопросов, среди которых особое место занимает вопрос о генезисе предметности. В самой предварительной форме можно предположить, что предметность в своем развитии минует три следующих ступени: в филогенезе мир выступает для животных как биосмысловое пространство, пространство биологических смыслов; на ранних этапах рлшишя человечества мир предстает перед человеком как пространство значений (последнее особенно рельефно видно на примере анализа первобытного сознания, где смысл и значение еще неразрывны, еще полностью совпадают — Леонтьев А.Н ., 1965); и наконец, следующей ступенью развития предметности является рождение личностносмыслового пространства.

Итак, реальным основанием для выделения принципа предметности служит целый ряд явлений, описанных нами выше и охарактеризованных как феномены предметности. Если принцип предметности выделяется как исходный, то а) снимается присущее бихевиоризму противопоставление мира стимулов и мира реакций; б) субъект и объект рассматриваются как полюса одной цельной системы, системы деятельности, внутри которой они только и обретают присущие им системные качества. Анализ деятельности на полюсе субъекта вплотную подводит нас к еще одному фундаментальному принципу теории деятельности — принципу активности.

Представления о реактивной и пассивной природе человека всегда были и остаются отличительным признаком различных психологических и физиологических концепций, основывающихся на идеях механистического материализма, для которых характерен взгляд на человека как своего рода машину. Своеобразной иллюстрацией устойчивости этих представлений может послужить воображаемая перекличка между философами средневековья, физиологами, работающими в рамках рефлекторного подхода, бихевиористами и представителями когнитивной психологии, которые строят свои исследования познавательных процессов, исходя из "компьютерной метафоры" ( Neisser, 1976). Так Ч. Шеррингтон словно перекликается с Дж. Уотсоном, говоря, что животные являются лишь марионетками, которых явления внешнего мира заставляют совершать то, что они совершают ( Шеррингтон, 1969); Уотсон , 1926). Однако Ч. Шсрринггон вслед за Р. Декартом предусмотрительно говорит о реактивной, пассивной природе только животных. Родоначальник же бихевиоризма Дж. Уотсон с присущей ему категоричностью заявляет: «…Психологически человек все еще остается комком непроанализированной протоплазмы» ( Уотсон , 1926; Андреева ., 1980). А Дж. Уотсону спустя полвека вторит Б. Скиннер, утверждая, что за поведение человека несет ответственность не он сам, а окружающая его среда ( Skinner , 1971).

Превращение человека у бихевиористов в марионетку, а в социальном бихевиоризме Скиннера — в функционера, манипулирующего посредством разных подкреплений, — вещь закономерная. Предложив для объяснения поведения лаконичную схему S — R, бихевиористы предприняли попытку исключить такие якобы мистические категории, как «намерение», «образ», «сознание», «апперцепция», «свобода», «вина» и т. п., — словом все то, что было связано с активностью и пристрастностью субъекта (см. Асмолов, 1977).