Гунтхард Вебер - Практика семейной расстановки. Системные решения по Берту Хеллингеру

Беседа Вилфрида Неллеса с Бертом Хеллингером во время Первой рабочей конференции «Практика семейной расстановки» в апреле 1997 года

В. И.: Господин Хеллингер, Вы ведете себя как терапевт и все же Вы не терапевт. Кем видите себя Вы сами?

Б. X: С одной стороны, я вижу себя учителем. Но прежде я вижу себя, по сути, ближним, тем, кто на общечеловеческом уровне резонирует с другими и, может быть, что-то приводит в действие. Я — тот, кто ищет гармонии, кто помогает, когда что-то показывается из скрытого. Чему способствуют семейные расстановки, так это тому, что сразу выводят что-то на свет. Но и это на самом деле не то. В принципе я чувствую себя тем, кто взят на службу для чего-то, чего он не понимает.

В. Н.: Но Вы ведь еще и учите. Например, правильно обращаться с экзистенциальными жизненными ситуациями, Вы учите правильной позиции и образу действий для терапевтов и помощников. Откуда Вы это черпаете? Из непонимания?

Б. X.: Да. И для меня тут есть один очень простой ориентир: я чувствую, куда течет поток у меня самого, и в принципе я просто иду с ним туда, куда он течет. И если вдруг это движение прекращается, если я не могу двигаться дальше или замечаю, что я на ложном пути, я просто останавливаюсь. И тогда я могу долго, очень долго, целые месяцы просто ничего не делать и оставаться в этом покое, пока откуда-то извне, часто совершенно неожиданно, ко мне не придет что-то, что даст мне новое направление. Это и есть подлинное. Я совершенно не думаю о том, чтобы кому-то помочь, об экзистенциальных вопросах или чтобы кого-то чему-то научить... Для меня это вообще не вопросы.

В. Я.: В принципе это духовное исполнение Вашей собственной жизни.

Б. X.: Его можно было бы назвать духовным, но я очень сдержан при обращении с такими понятиями. Тут ко мне подошел один чело-веки заговорил о моем вчерашнем докладе («Психотерапия и религия»). Он спросил меня, является ли для меня чем-то важным самоотдача. Я сказал: «Нет, это опять же представление о том, что «я что-то делаю». А тут просто ведет или несет некое поле». Тогда он сказал: «Но разве это тогда не что-то абсолютно естественное, где за этим совершенно ничего не стоит? Когда просто находишься на одной волне с этим естественным?» Я ответил: «Да, это мне созвучно». То есть это последний отказ, отказ от духовного, божественного. Который более всего сообразен таинственному, тому, что есть. И который есть то, что ведет в пустоту.

В. Н.: Долгий же это путь — от священника к этому последнему отказу!

Б. X.: Да, так оно и было... Сан священника совершенно точно стал следствием переплетений и неосознанных поручений моей родительской семьи, которые имели смысл там, но я делал это с полной самоотдачей. А потом я вдруг с чем-то столкнулся, и мне стало совершенно ясно: дальше дороги нет. Благодаря этому я оказался приведен к иному направлению, но снова без всяких планов, со множеством так называемых случайностей, которые, если оглянуться назад, оказываются судьбой или руководством, которому я себя вверяю, но за которое я даже не осмеливаюсь поблагодарить — это опять же было бы слишком много, словно в этом было что-то особенное...

В. Н.: Тут снова было бы некое противопоставление?

Б. X.: Да, как будто я что-то получил. Думаю, на это у меня нет никакого права. Я просто принимаю это как что-то... да, как ведомый, но ведомый очень деликатным образом, который позволяет мне оставаться собой.

В. Н.: Который ведет Вас не от себя, но к себе?

Б. X.: Да, это движение всегда как-то связано с неким вызовом. Когда я какое-то время что-то делаю, то вдруг совершенно отчетливо понимаю: продолжать это делать и в то же время оставаться сосредоточенным невозможно. Вдруг приходит вызов, требующий мужества и нового риска, и, если, так сказать, слепо на него пойти, — это путь продолжения. Он всегда сопряжен с риском. Ведь так идет вперед и жизнь вообще. А мышление в категориях безопасности идет с этим совершенно вразрез.

В. Н.: Мне вспоминается при этом изречение Гераклита: «В одну реку нельзя войти дважды».

Б. X.: Именно так, и река тут двойной образ: человек стоит на берегу и видит, как течет река, он входит в воду, и она его несет, а берег он оставляет позади. Но Гераклит оказал на меня сильное влияние еще и своим образом огня, огня как вспышки познания, внезапно появляющейся из того, что скрыто. Это принципы моей работы в расстановках. Эти образы гармонируют друг с другом и в глубине образуют единство.