Рэймонд Моуди, - Жизнь после утраты

ОТРИЦАНИЕ

Люди справляются с психическими травмами разными путями, и весьма часто — способом отрицания. Данная функция представляет собой психическую защиту от кризиса, который вначале слишком тяжело постичь. Когда удар вследствие смерти близкого человека слишком силен, включаются защитные фильтры организма, «отрицающие» или смягчающие всю силу этого несчастья. Однако со временем приходит чувство реальности, и в конечном счете утрата полностью принимается, а тело и душа сохраняют равновесие. На первоначальном этапе скорби отрицание имеет благотворный характер, но при длительном действии оно становится дисфункциональным.

Отрицание защищает от душевной боли и дискомфорта в сознательной или бессознательной форме. Вначале рассмотрим первую из них.

СОЗНАТЕЛЬНОЕ ОТРИЦАНИЕ

Когда отрицание сознательно , мы намеренно искажаем истину. Ребенок отводит взгляд от осуждающего взора матери и восклицает: «Я не ел печенья!» Преступник яростно отвергает свою вину: «Я не совершал этого!»

Так и скорбящие защищаются от правды, и здесь коренится источник проблем. То есть наше подсознание поглощает мысли и высказывания и не способно различить реальность и воображение. Осознанный обман вызывает неосознанное отрицание, а это может обратиться в неадаптивную манию.

«Его убили»

После того как ее муж покончил с собой, Рут стала говорить, что «его убили». Она продолжала говорить людям, что его убили, и постепенно ее сознательный обман принял бессознательную форму (неверие в реальность ситуации). При этом она сочинила целую историю и донимала полицию, чтобы там открыли уголовное дело. Приглашенный священник мягко порекомендовал ей обратиться в группу поддержки жертв последствий суицида, где она получила необходимую помощь и поддержку и в конечном счете смирилась со своей утратой.

«Нет, д-р Моуди, она поехала в Огайо

к родственникам»

(рассказывает Рэймонд)

Недееспособному обитателю дома для престарелых Дугласу был поставлен диагноз болезни Альцгеймера. Психиатры направили пожилого человека в клинику гериатрии, где я работал. Там бригада специалистов провела дополнительные исследования и пришла к заключению, что Дуглас здоров, признаки болезни отсутствуют. Тем не менее лечащие врачи вновь поставили ему диагноз: болезнь Альцгеймера — на основании того, что «пациент неспособен вспомнить прошлые события и вследствие его социальной отчужденности». Просматривая его историю болезни, я наткнулся на указание, что вдовец утверждал, будто его жена уехала в Огайо, тогда как та скончалась за полгода до описываемых событий. Я решил навестить больного.

Открыв дверь, я увидел почтенного джентльмена, стоящего перед открытым окном. На лице его отсутствовало привычное для такого типа больных безразличие, глаза искрились, он глядел на меня с улыбкой. Я осторожно поинтересовался его именем из опасения, что не туда попал, и получил Подтверждение, что он и есть тот самый Дуглас. Он пригласил меня присесть.

Я постарался тщательно проверить симптоматику по болезни Альцгеймера. Лежавшая на столике газета давала превосходный повод проверить его краткосрочную память. При этом он продемонстрировал абсолютную ясность мысли и припомнил все последние события. Тогда я перешел на более давние происшествия и был поражен тем, что порой его память превосходила мою. Наконец я спросил: «Ну, а здесь вам нравится?», и он ответил, что все нормально, хороший уход и питание.

«А как ваша семья?» — поинтересовался я.

«Они, навещают меня здесь чаще, чем раньше», — усмехнулся он.

«Я так полагаю, ваша жена скончалась», — спровоцировал я его»

Он взметнул брови и наклонил голову; он столь же явно был удивлен моим вопросом, как и я его ответом: «Нет, доктор Моуди. Она гостит у родни в Огайо». Завершая осмотр, я убедился, что Дуглас уходил в себя, чтобы избежать вопросов о покойной жене, и единственным проявлением отклонения в его здоровье является отказ признать ее кончину.

Дело его закончилось положительным образом. Диагноз был изменен на «сложные горестные ощущения», а пациенту рекомендовалась групповая терапия. И постепенно факт реальной кончины жены пробил броню его отрицания. Последний раз я видел Дугласа в окружении его друзей, и эта картина — одна из дорогих в моей памяти.

Случай с доктором Б. отличен от примеров Рут и Дугласа. Здесь обстоятельства были столь болезненны и имели столь личностный характер, что лучше было отказаться от обсуждения, чем искажать истину.