Эдвин Поляновский - Урок

1983 г.

Событий в семье было много, Николай Иванович всего уже не помнит, а что помнит, то по простоте своей сваливает в одно – большое и мелкое, о большом иногда поминает скороговоркой, а то и вовсе пропускает, а чем-нибудь пустячным по-ребячьи гордится. В первые же минуты знакомства он стал вдруг показывать фокусы, и наивные, и занятные. Спичечная коробка на его ладони сама по себе открывается, встает на попа, появляются в руках и исчезают разные предметы; потом связал туго платки – дал попробовать, крепко ли? – и, чуть прикрыв узел, легко разъединил их. Ловкость рук... И ловкость ума: Чубин гордится тем, что, увидев все это еще в довоенном цирке, сам все понял и разгадал.

Прост Чубин, да не прост. Потом, позже, узнав его жизнь, я понял, что ничего в ней не было лишнего или пустячного, ничего даром не пропадало. Под Ленинградом, например, он эти же фокусы показывал в своей теплушке, а потом весь эшелон с хохотом рвал платки. Более высокой трибуны для выступлений у Чубина не было, год шел 1943-й, и эшелон уходил на запад.

Под Пятигорском их понтонный батальон никак не мог одолеть гору. Жара, воды нет, моторы выдыхаются, и на крутом подъеме машины опрокидываются вниз. Николай Иванович вез главное хозяйство – автоэлектростанцию, все в его машине: токарный станок, электросварочный и автогенный аппараты, электромотор. Перед вершиной горы огромная тяжесть легла на задний мост, и, когда передние колеса уже поднимались от земли, он вдруг развернул машину и включил задний ход, мощность стала другой, центр тяжести переместился. Одолел-таки гору, за ним – другие. Глубоко внизу увидели маленький Пятигорск.

А вниз спускаться было совсем сложно и страшно. Тут Чубин придумал спускаться зигзагами...

Вот вам и фокусы.

А еще Николай Иванович играл мне на гитаре, балалайке, мандолине, баяне – все эти инструменты у него дома есть. Железный кругляшок взял, по струнам провел – гавайская гитара. Достал расческу, приложил бумагу и, прижавшись к гитаре щекой, играет и на расческе, и на гитаре вместе (это еще на финском фронте приглядел).

Профессионал, глядя на самодеятельность Чубина, улыбнется снисходительно. Однако:

– Ах, если бы вы слышали всех нас, братьев, вместе,– сокрушается Николай Иванович,– вот оркестр!.. И лучше всех – Гриша. На скрипке – ох, здорово играет!

Действительно, хорошо. Вполне возможно, был лучшим скрипачом среди фронтовых шоферов. Или: среди скрипачей – лучшим фронтовым шофером.

Вообще шоферы Чубины – все классные. Семь братьев, из них шестеро – шоферы.

У Прасковьи Константиновны и Ивана Варфоломеевича было вначале двенадцать детей – пять дочерей и семь сыновей. С сыновьями так: Николай и Филипп – младшие, близнецы, ровесники Октября. Старшему, Евгению, в 1917-м было уже шестнадцать. Ну, и между ними еще Владимир, Григорий, Павел, Леонид.

Было свое хозяйство небольшое, кузница во дворе. Младшие сыновья гоняли в степь чужой скот – хоть и небольшой, но заработок; старшие – с отцом в кузнице, в три молота ковали.

Поставить на ноги двенадцать детей – дело не рядовое и по нынешним дням, а в ту пору, на стыке двух рубежей – и голод, и разруха, и неразбериха – люди и поопытнее, и пограмотнее, чем Чубины, терялись, не могли определить себя в жизни.

Через село их, Вершацы, шли красные, шли белые. Иван Варфоломеевич ковал лошадей и тем, и другим. Когда в 1918 году старший сын Евгений засобирался вдруг в Красную гвардию, отец выпорол его. Через несколько дней, однако, парень выскользнул за дверь и задами, через соседний двор ушел.

Объявился он в 1924-м. За эти шесть лет повидал и испытал немало. С бойцами 1-го Знаменского красногвардейского отряда пулеметчик Евгений Чубин пробивался на защиту Царицына. С одной стороны их теснили немецкие интервенты, с другой – контрреволюционная донская казачья конница. Под Царицыном тяжело после госпиталя – снова бои, освобождал Северный Кавказ и Закавказье. Подавлял мятежи дашнаков, потом добровольцем ушел на Туркестанский фронт и под Бухарой бился с басмачами.

Иван Варфоломеевич как встретил сына сдержанно, так и рассказы его принимал молча, не очень привыкая к новому, незнакомому сыну.

Полсела пришло посмотреть на Евгения. Малыши-близнецы Николай и Филипп примеряли его буденовку и жаловались друг на друга: