Игорь Калинаускас - В поисках света

Я хочу начать с того, чтобы подумать вместе с вами о самой идее духовности; о духовности не как о пласте человеческой культуры, а о духовности как способе жить. Как бы само собой разумеется, что это ценность. И как бы само собой разумеется, что это удел немногих, что это какая-то высшая цель.

«Вот она, жизнь, она дана, я ее не выбирал, я манией величия не страдал, я понимал, что я изменить ее не могу. А что могу? Она такова, и она развивается как-то там по своим законам. Но когда я встретился с Традицией, я понял: „Вот она — другая жизнь“. То есть изначально это для меня было: „Вот она, ТА САМАЯ жизнь, которую я искал, о которой мечтал, которую хотел“. Естественно, как всякому неофиту, мне казалось: „Все! Все! Все! Счастье состоится здесь и сейчас и немедленно“. А потом выяснилось, что другой жизни надо учиться. Я учился, задумываясь о том, как надо учиться, учиться задумываясь. Разучивать все с начала… Но уже это было столь здорово, что все сложности учебы только вдохновляли, больше ничего. В моей жизни было несколько эпизодов, когда я отказывался от хорошей карьеры, потому что это не входило как-то. Ну, какой эпизод вам привести, чтоб было понятно? Вот когда мы сыграли „Клопа“ у Александра Михайловича Паламишева, Юрию Петровичу Любимову это очень понравилось, они приятели с Александром Михайловичем. И он сказал, что берет любых двух парней к себе на стажировку, сам выбирай кого. И Александр Михайлович предложил мне, говорит: „Ты если хочешь, вот есть такая возможность“. Что такое стажировка у Любимова по тем временам? Да это все, обеспеченная карьера, год ты там стажируешься, и понеслось.

А я приехал домой и думаю: „Господи, за год я поставлю три спектакля сам… Мне не важно, что это будет не в Москве, а так я год буду болтаться около Любимова и изображать то, чего во мне нет. Он для меня не учитель“. И я позвонил Александру Михайловичу, говорю: „Александр Михайлович, я…“ Он: „Ты что, почему?!“ Я что-то там придумал в качестве причины. Он, естественно, не поверил, может быть, даже как-то рассердился на меня, не знаю, надо у него спросить. Другие были смешные предложения вроде фиктивного брака в Москве, со всеми удобствами. Квартира, машина, дача, должность в московском театре. Потом, когда уже настали времена, когда ГБ нас начала гонять, предлагали за границу бесплатно вывезти, опять же через фиктивный брак. Но у меня все уже было внутренне ясно. Я знал, что должен быть здесь, что тут мое место работы и жизни моей и что мне никуда не надо. И пусть гоняют, пусть учат, пусть учат. И действительно, то, что нами ГБ интересовалась, очень многому посодействовало, потому что, во-первых, слабые места сразу обнаруживали, во-вторых, это привело в такие ситуации, в которые иначе я бы никак не попал. Я имел возможность увидеть и узнать, что такое настоящие сидхи, что такое люди, у которых это есть.

Впервые я почувствовал, что я дома, через лет одиннадцать после встречи с Традицией. Я был не очень усердный ученик, наверное, поэтому вместо девяти лет я потратил одиннадцать. Я сделал пару крупных ошибок, на полгода связь с Традицией потерял, пока выловил все последствия ошибки, нейтрализовал, но когда впервые пережил ощущение: „Я дома, я, наконец, там, где и хотел быть“, — это было совершенно прекрасно и очень здорово. Но соблазны всегда были, сначала одного рода, потом другого рода: то заманивали в другие традиции, то еще чего-нибудь. „Разгрузи два арбуза“. Я легко оставлял имущество, социальную позицию, карьерную позицию, у меня не было проблемы встать и уйти. Я помню, как встретил одного моего одноклассника, солидный такой дяденька, ровесник мой. Я пацан пацаном рядом с ним. Он такой солидный. У него все нормально, он никуда из Вильнюса не уезжал, он нормальный специалист, он сделал нормальную карьеру, у него семья, квартира, машина, дача, ну все как положено, а мы с ним зашли в кафе, поболтали. Он говорит: „Ой, как ты интересно живешь, ля-ля-ля, а вот я — мо, мо, мо…“ Я отвечаю: „Пошли со мной“. — „Да ты знаешь, — па, па, па…“