Джулия Шрамм: Признания один Интернет-эксгибиционистка

»Я хотел быть всегда другой чем все другие«, говорит он, »только, чтобы замечать, что я никогда не так индивидуален и собствен, как я хотел бы быть этим.«

Мы все свалились на эту ложь восьмидесятых. Außenseitertum - это состояние, которое стоит для уединенности, для страдания, но также и для гениальности, креативности и науки. Для искусства и культуры. Для войны и мира! Будем действовать ли мы, что мы делаем, если бы у нас не было стимула создавать большое?

Иногда у дороги в Außenseitertum есть очень тривиальные причины вопреки большим амбициям. У меня это были аллергии. »Знаешь ли ты, что я не мог жить vegan, так как я аллергический как будто против всего, что там остается? Кроме хлеба«, я говорю.

»Радикальные вегетарианцы также странны. Недавно я спорил с одним. Мне пугают люди, которые выравнивают ее жизнь в определенную идею.«

»Я хотел горевать теперь, собственно, обо мне и моих аллергиях, если ты разрешаешь! «Я вытягиваю Mortensen язык снаружи.

»Ну да. Не таким образом, что не интересует меня, как ты стал настолько ошибочный!«

»Спасибо. Я был аллергический против неплохо всех befellten живых существ и трав, пыльцы и продуктов. У всех было удовольствие, только у меня была одышка и слезящиеся глаза. Ну да, по меньшей мере, это показывало мне горькой манерой границы человека в природе. Природа была моим врагом.«

»Природа переоценивается так или иначе. Эти Treehugger достаточно сомнительны мне! В пределах закрытых стен перед монитором я чувствую себя хорошее всего.«

»Да. Я провел больше всего время действительно перед мониторами. Не являются ли книги, строго говоря, даже также монитору, только очень, очень, очень аналогичный? И телевизор только! Безразлично. За настоящим монитором мир, который может быть господином этой изоляции. Мир, который делает возможным мне тогда и сегодня, на всех континентах людей, которые живут и чувствуют как я находить. Люди как тебя, Mortensen.«

Mortensen смотрит на меня, как будто бы он должен был затемнять, что я как раз рассказываю ему. Неуклонно я дальше говорю: »Почему только признаются как Nerd или фрик, если выглядят таким образом, как американская поп-культура предписывает это? Nerd несет очки и имеет большие проблемы с его телом и его координацией. Его отметки выше среднего хороши, разве только, у него есть болезнь, которая делает нормальное посещение школы невозможным и позволяет жить его в пластиковом пузыре - как мальчик в »Big Боязливо Theory«, с Sheldon бесконечно zockt.

И другие Nerds, которые имеют плохие отметки и затыкают длительно пиццу и колу в себя, катализируют ее агрессию якобы в Ego-Shootern . Эти стереотипы делают меня безумным.«

Mortensen и я сходятся нам, который является от поп-культуры подписанные Nerd социальным идиотом, который, если он говорит, вообще, однажды кое-что, издает неостроумное или скучное - или он пустословит непонятное о стимулах верфи и 26 измерений. Действительно при этом мы говорим только слишком охотно об этом.

Я снова позволяю моей спине щелкать против стены, Mortensen подает мне косяк. Он молчит. Вероятно, он наблюдает также типам на танцплощадке. Вероятно, они делают в его фантазии волнующие вещи. Я не знаю это. Трава горит в моем легком.

Для мизантропа как меня было познание, что мир за монитором контролируемый и смотрит менее косо, одобрение. Тексты дают мне иллюзию, что они выражают и действуют, чего я хочу. Экран стал моим знакомым, к твердой константе, к моему другу. Является ли это очень creepy ? Снаружи рассмотрено я казался всегда действительно хорошо в социальное устройство моей окрестности интегрированным. Но внутри я всегда чувствовал бескрайнюю дистанцию - к каждому и всему. Является ли этот мир за монитором, который свободно можно оформлять, который не осуждает, а то, что должны говорить, усердно принимает и так много прекраснее распределяет, не? Так много более по-настоящему? Этот мир принимает тебя, точно так же как ты. Она не принуждает тебя, чтобы ты был тобой. Она забывает тюрьму твоего рождения для тебя.

Mortensen улыбается. Он оставляет меня и приближается теперь к танцору. Я ищу мне тихий угол. Моя голова взрывается. Я обнажаю мой маленький черный блокнот и пишу во много к прописной букве:

Тайны и приключения за не очень черным монитором были для меня скрытым ключом к знанию, запасной выход по миру, в котором я живут, но не мог дышать. Лучше я пристально смотрел на фосфоре, стакане и жидкие кристаллы, которые расплывались с моим горизонтом к вечности. Я вырос во вполне гражданских отношениях, в рядном доме на краю большого города. Мать домашнюю хозяйку, которая давала читать мне "койота" и Симону де Бовуар. Отец инженера и настолько рационально обусловленный, что фильм "Титаник" касался не его души, а лишь разум, который сообщал ему, что это не делало бы смысл, как корабль там распался бы. Братья и сестры, которые прекраснее и спортивнее, которые получают в кругах друзей роли центра, которые популярны - в двух словах-. Или обожаются. Моя сестра бралась на прицел уже с 11 нашим соседом. От соседа, в котором я был влюблен однажды несчастно. Естественно. Вся эта антипатия, которую она узнавала о женщинах, была всегда только выражением от зависти на ее действие на мужчин. Она ненавиделась для ее безрассудного обращения с ним. Также я всегда завидовал, все же, она была так много популярнее чем я у мальчиков. Мальчики, в которых я был влюблен, хотели моей сестры, которая владеет необдуманной красотой. Так же как Одрей Хепберна. Только с большим количеством Glitzer. Муза для мужественных мужчин. Для мужчин как моего брата. Потенциальные партнеры пола всегда также поклонялись ему. Часто я ставил вызовы от девочки тихими голосами и запутанным произношением. Скучные девочки. Прекрасно, но скучно. Вероятно, также немного глупо. Итак прекрасно и глупо. Я разрабатывал формулу, что каждая женщина, которая была прекраснее чем я, должна быть как-то глупее или более необразована. Я красил мой дневник в тирадах самосочувствия. Я учился осуждать каждую клетку моего тела, в то время как я читал в листике блеска об этом, как дела шли у знаменитых женщин, которые были так много тоньше чем я. Тоньше и глупее.