Джулия Шрамм: Признания один Интернет-эксгибиционистка

Леонард молчит и кладет руку вокруг меня. Он внушает меня, но я больше не слушаю его. Это была только картина, на мониторе.

Монитору служат наше подсознание на 2 формах реальности. Один существует из клуба Mate и пиццы и шума трамвая, пищащим офисным стульям и с постерами полностью-висевшим стенам, другая из картин, которые мой монитор вносит в эту первую реальность. Это лежит от меня, какой из этих фактов я принимаю в моем самом сокровенном.

Что коммунистка chloe.f.f.w будет говорить сегодня этому? Определенно, что техника когда-то должна была использоваться как средство демократизации и отмены структур господства. И то, что мы должны понимать, что техника поймана в капиталистической логике и что себя структуры господства отображают в технике и воспроизводятся. То, что мы как раз можем наблюдать, как отношения господства проявляют себя с помощью техники. То, что рынки соединили себя перед человеком и создали это производить перераспределение наверх. То, что мы нуждаемся теперь в воле для сшивания, для борьбы против международной экономической элиты. То, что речь идет в ядре о проектировании общества, в котором каждый человек получает участие присужденным. И то, что окупает бороться для этого. Она ела бы все еще маленький, холодный кусок шницелей.

Что остается?, это постукивает в моей голове. Что остается?

Помнил ли Junto в его последние моменты, что он умер для вещи свободы? Или я хочу понимать его из моей уютной мансардной квартиры только как »благородный дикарь«? Думали ли мы, вообще, то же, если мы говорили соответственно о свободе? От чего я должен освобождаться все же еще, и с какой силой Junto должен был бороться ежедневно, чтобы добиться самые маленькие индивидуальные свободные места себе также? Я сожалею, что я спросил его так мало.

Я верю, в пункте Junto и я подразумевали то же, если мы говорили о свободе. Речь шла у нас об открытости, о безграничности. Можно приближаться к непрерывно превращающемуся миру не с закрытым мышлением. Открытое ухо, открытое сердце и открытое мышление требует преодоления собственных страхов и предубеждений. Это собственное значение прозрачности для меня. Речь идет здесь вокруг гораздо больше чем о процессе предоставления для мусоросжигательных установок. Речь идет о прозрачном мышлении, прозрачных обществах, прозрачных культурах. Прозрачность значит не меньше чем вытеснение субъективного чем абсолютный масштаб бытия, в то время как доводят до сознания это себе и другому.

Прозрачность означает в первую очередь получать взгляд делать процессы и знание прозрачными показывать тени без того, чтобы гасить их. Проветривать покрывала и понимать сложность. Речь идет не о разравнивании людей, вокруг нивелирования различий, а о Sichtbarmachen различий. Убежища человеческих различий под прикрытием конфиденциальности - это преступление по отношению к нему, которые должны делаться невидимым, которым в месте отказывают в обществе, так как они неприятны, громко, типично и так как они указывают на неудовлетворительные состояния. Иногда они только делают все это, в то время как они таким образом, как они, выглядят, как они выглядят, живут, как они живут. Человечество, тем не менее, которое узнает друг друга само, может признавать также само себя. Это было бы самонадеянно и надменно утверждать, Junto умер бы для этого, но я знаю, что он жил, все же, для этого. Как-нибудь.

Между тем вечеринка полностью переполнена, пахнет пивом и собаками. Наихудшее в незаконно вселившихся в дом - это дворняжки, которые так велики как пони. Потрясает меня, как одна из этих собак пони подбегает болтая ко мне. В углу матрас лежит, на это спящее тело. Оттолкнуто я наблюдаю поступки, взаимодействие присутствующих и печатаю сообщение мистеру Бигу, 3 магическим словам. Я недосчитываюсь его.

Внезапно это делает щелчок. Клубы дыма и паника распространяются.

»Молот, быки делают ’нет облаву! Снаружи здесь!«

Леонард складывает меня и мы побежим. В то время как мы бегаем на короткие дистанции через тесные проходы, он кричит мне, я должен держаться за руку перед лицом, из-за газа CS. Как если бы я не знал это. Сцена так странна как волнующа и, все же, только игру. Вероятно, это High Heels, на которых я могу убегать удивительно хорошо от полиции. Мы играем здесь грабителя и жандарм.

"Быстро", я слышу, как говорят одного из жителей, »делает фотография и видео. Мы нуждаемся в доказательствах, иначе сообщается позже снова, что мы начались.«