Дональд Винникотт: "Пигля": Отчет о психоаналитическом лечении маленькой девочки

Габриела: Ее нужно на свет.

Теперь она практически закончила заниматься с игрушками и спросила: "Ты ходишь в церковь?" Я не знал, что ответить.

Я: Ну, иногда. А ты?

Габриела: Я хотела бы пойти, но мама и папа не хотят. Не знаю, почему.

Я: А почему люди ходят в церковь?

Габриела: Не знаю.

Я: Это связано с Богом?

Габриела: Нет.

В этот момент она держала в руках домик, хватая его губами. Потом вспомнила что-то из предыдущих сеансов и сказала: "А где та палка-скалка?" Она имела в виду ту цилиндрическую линейку, которую оставил у меня один пациент. Я ее нашел, и Габриела теперь устроила игру, которая стала главным средством общения со мной. Своими корнями игра уходила в прошлое, поэтому у нас появилось много разных способов для быстрого взаимопонимания. Мы встаем на колени друг против друга в передней комнате. Она катит линейку ко мне и таким образом меня убивает. Я умираю, а она прячется. Потом я оживаю и не могу ее найти.

Постепенно я сделал из этого своего рода интерпретацию. К тому времени, когда мы повторили это много раз (и при этом иногда я ее убивал), стало ясно, что игра была связана с грустью. Например, если она меня убивала, то, когда я оживал, я не мог ее вспомнить. Это выражалось в том, что Габриела пряталась, но я в конце концов ее находил и тогда говорил: "Ой, я вспомнил то, что забыл". Хотя эта игра доставляла большое удовольствие, в ней таились тревога и печаль. Тот, кто прятался, должен был прятаться так, чтобы у него что-нибудь, например нога, была видна, чтобы ужас из-за невозможности вспомнить потерянного человека не был длительным или абсолютным. Это было связано, в частности, с тем, что происходило, когда она не видела меня в течение длительного времени. Постепенно игра преобразовалась так, что главным в ней стало прятаться. Например, мне нужно было проползти позади стола, за которым она пряталась, и тогда мы оба оказывались там. В конечном счете, было довольно ясно, что свою игру Габриела связывала с мыслью о рождении. В какой-то момент я отметил, что одна из причин, почему она была счастлива, состояла в том, что я принадлежал только ей одной. В связи с этим, когда она вышла через парадную дверь, я слышал, как она сказала отцу: "Где Сусанна?"

В конце концов мне пришлось повторять внезапное появление из-за занавеса, что казалось своего рода рождением. Потом я должен был стать домом, и она заползала внутрь дома, быстро увеличиваясь в размере до тех пор, пока я уже не мог больше ее вмещать и выталкивал. По ходу игры я говорил: "Я тебя ненавижу" и выталкивал ее.

Эта игра возбуждала Габриелу. Внезапно она почувствовала боль между ногами и вскоре вышла пописать. Кульминация в данном случае связывалась с потребностью матери освободиться от ребенка, ставшего слишком большим. К этому добавлялась грусть от того, что растешь и стареешь, и от того, что труднее становится играть в эту игру, изображая, что ты внутри матери и вот-вот должен родиться.

Занятие кончилось тем, что она схватилась за два занавеса посреди комнаты и стала на них раскачиваться взад и вперед.

Габриела: Я — ветер; берегись!

В этой игре не было большой враждебности, и я обратил внимание на дыхание, существенный элемент жизнеспособности и нечто такое, чего не было до рождения.

Теперь она была готова ехать домой.

Комментарий

1. В согласии с Супер-Эго.

2. Свидетельство потенциальной возможности получения генитального удовольствия.

3. Тщательная проработка реакций на длительное отделение и подготовка к прекращению.

4. Тема рождения.

3 августа 1966 года

Габриела (теперь ей уже почти пять лет) приехала со своим отцом. Она выглядела очень хорошо и казалась уже очень взрослой. Мы поговорили немного об отдыхе (она только что ездила отдыхать) и о моем доме, где сейчас орудовали сантехники. Она направилась прямо к игрушкам (а отец пошел в приемную) и до того, как я занял свое место на низеньком стуле у маленького стола, где вел свои записи, она сказала: "Милая собачка", взяв остатки старого волчка. "Мне теперь четыре года — в августе" (значит, сейчас уже скоро пять). Многое из того, что произошло, невозможно было записать, потому что пришлось как бы стенографировать во всех подробностях все, что извлекалось из кучи игрушек.

Габриела: Кораблики. У меня штанишки видны. А где скалка?

Я показал ей цилиндрическую линейку, которую она использовала для особой игры на предыдущем сеансе.