И наконец очередь дошла до Марины и Леши. Он сидел тихо. Она сказала примерно вот что:
«Друзья мои! Потому что вы и вправду мне друзья, и за эти дни я очень много с вами рядом и вместе пережила, и теперь я каждого из вас ощущаю близким себе человеком. Этой ночью для меня произошли очень значимые вещи, но я не хочу рассказывать вам о них подробно. Могу, но не хочу. Я скажу только самое главное. Здесь я встретилась с человеком, который много лет назад меня сильно обидел. Это вот он. И все эти годы я держала эту обиду на него. И он все эти годы чувствовал себя виноватым. Не только передо мной, как и моя обида была не только на него. Скажем так: просто я была полна обидой, а он полон виной. И мы этой ночью помогли друг другу понять истоки этих чувств. И решили попытаться помочь друг другу очиститься от всей этой дряни.
Поэтому мы сейчас сделаем один маленький ритуал. Может быть, он глуп и примитивен, но ничего лучшего мы не придумали. Можно было бы, может быть, сделать все, так сказать, в сознании, но мы оба верим Мите, что гораздо лучше ритуалы выводить на физический уровень. Во всяком случае, не хуже. И мы просим всех вас при этом присутствовать, если, конечно, вам это будет нормально.»
После этого торжественного вступления, в котором я не очень уверен, что окружающие что-то поняли, Леша снял футболку и лег на землю на живот. А Марина вытащила из-за дерева несколько тонких палок. Они были намочены. И я понял, что сейчас впервые в жизни увижу, как порют розгами. И точно. Первые удары получились плохо (хотя Марина позже рассказывала, что с утра тренировалась), а потом дело пошло. Лешина спина стала покрываться красными полосами. Всё было по-настоящему. Он лежал молча.
Я сидел и думал, что молодцы ребята. Конечно, отыгрывают оба свое любимое садо-мазо. Ну так хоть открыто и красиво. Я вот много лет мечтаю как- нибудь трахнуться посреди группы. Именно красиво, ритуально, мистериально, в базовом каком-то, священном смысле секса. Но никак не могу осмелиться и срежессировать.
Потом Марина разрыдалась и экзекуция закончилась. Она стояла и как-то странно размахивала вначале руками, сдерживая слезы, а потом разрыдалась во весь голос.
Потом Леша встал и обнял ее.
Если бы я был телеведущим, я бы нашелся, какую пошлость сказать в эфир по этому поводу.
Но я молчал, и все остальные тоже молчали.
И тут я почувствовал слезы на собственном лице.
И как обычно в конце такой группы, пообещал себе, что теперь надолго ни- ни, что займусь чем-то попроще, статейки попишу или глупых туристов по горам повожу, что хватит этой нервотрепки мистов грибов инсайтов бессонницы уголовщины.
Я брешу. Я был счастлив и горд.