Михаил Решетников - Частные визиты

Думаю, не стоило бы так уж некритически воспринимать все постулаты Фрейда, которые формулировались в начале XX века (с учетом качественно иной психологической культуры). Тезис о целесообразности фрустрации пациента, который и так страдает, вообще вызывает у меня большие сомнения. Мне ближе тезис о создании безопасной и доверительной атмосферы и раскрепощение вербальной активности пациента. Поэтому одно из моих основных правил можно было бы сформулировать следующим образом: «Пациент говорит — молчи, пациент молчит — побуждай его говорить».

Только на приведенных ниже сессиях пациентка начала говорить чуть больше (читатель скоро поймет, что значит это «чуть больше»), но мне все равно приходилось постоянно сопоставлять и соединять ее отдельные фразы, не столько для себя, сколько для того, чтобы донести до ее сознания суть ее бессознательных предчувствий и предсознательных суждений.

К описываемому периоду мы работали с ней уже три года, при этом, в связи с ее частыми командировками и поездками, периодичность наших встреч была крайне непостоянной: от одной-двух сессий в месяц до пяти в неделю. Обычно мы встречались вечером, но первая из приведенных здесь сессий была внеочередной, назначенной на дневное время. Поскольку, как мной уже было отмечено, в отличие от большинства других случаев мне все время приходилось поддерживать ее вербальную активность, весь материал изложен в форме диалога и лишь кое-где мной даны некоторые характеристики ее невербальной активности.

П.: Я шла и ругалась: какое неудобное время!

А.: Почему было не обсудить это в прошлый раз?

П.: Я думала, вам так удобнее…

А.: Мы договаривались все обсуждать…

П.: Хо-ро-шо… Я помню… Ну вот… Я все сказала…

А.: Впереди — еще час.

П.:…Что это за свеча у вас в шкафу?..

А.: Подарок.

П.: Чтобы вы не угасли?..

А.: Почему такая ассоциация?

П.: А есть другие?..

А.: Масса.

П.: Да? Но я чувствую так… Угасание, смерть, страх…

А.: Чего-то боитесь?

П.: Угасания, смерти…

А.: А кто не боится?

Д.: Раньше я думала, все боятся, а сейчас нет. Это связано с завистью и жадностью. Щедрый — не боится…

А.: А вы?

Я.: Этот страх разный. Когда я раньше думала о папе… Как это будет? Сейчас думаю: как мои дети будут говорить? И будут ли?..

А/. Сомневаетесь?

Я.: Нет. Будут…

А.: Что?

Я.: Не знаю… У меня что-то изменилось. Я сейчас по-другому ощущаю… папу. Это время ближе, и мое. Раньше думала, как будто это было с кем-то другим. А теперь понимаю — со мной. И когда я смотрю на свои детские фото, возникает чувство узнавания. И очень приятное… Возникло ощущение, что вы меня изучаете… (привстает на кушетке и оглядывается).

А.: Зачем?

Я.: Чтобы отобрать?..

А.: Что?

Я.: Что-то…

А.: Я уже делал так?

Я.: Нет. Но чувство такое есть…

А.: Мы уже говорили об этом: я — не изучаю, мы — вместе исследуем и пытаемся понять, и только в ваших интересах, и только то, что вы хотите.

Я.: Но я не должна доверяться. Иначе могут украсть… Есть какие-то ценности, о которых не подозреваешь… Знаете, как старушка: продает картину по дешевке, а оценщик знает, что она дорогая, но виду не подает, и тут старушка догадывается…

А.: Я могу подтвердить, что эта «картина» — ваша, и она — бесценна. Все, что я способен сделать, это только направить на нее свет, обратить внимание на возможное прочтение сюжета или детали, которых вы, возможно, не замечали.

Я.: Но это еще и опасно…

А.: Что?

Я.: Говорить о себе…

А.: Почему?

Я.:…Что-то откроешь, а оно взорвется… Или выйдет и не вернется…

А.: А может быть, стоит выпустить? Пусть выходит.

Я.: Это не-воз-мож-но… О себе нельзя говорить…

А.: А о ком мы говорим?

Я.: А-а-х… Го-во-рим, но как-то не так…

А.: А как надо?

Я.: Внутри меня ничего нет. Как в «Маске Красной Смерти»… И часы эбенового дерева… Я не то говорю, но… У меня ощущение, что я… — где-то, и ко мне подходит мужчина, и что-то там начинает… А я сразу: нет!..

А.: Как это можно было бы связать: под маской ничего нет и мужчине — «нет!»?

Я.: Да, что-то есть…

А.: Вы — в маске?

Я.: Конечно!..

А.: А если снимете?

Я.: Все умрут!..

А.: Под маской что-то ужасное?

Я.: Да… Все… Точнее — я умру, и все умрут для меня…

А.: То, к чему подходит мужчина и где ничего нет, — это кто?

П.: Женщина, естественно…

А.: А он может ее найти?

Я.: Нет, конечно… Меня даже удивляет, что он ее надеется найти!..

А.: А если он ее найдет?

Я.: Это какой-то… м-м-м, вопрос…