Даниэль Пеннак - Школьные страдания

Автономный потребитель.

Начиная с самых первых детских желаний.

Удовлетворение которых якобы выражает степень любви к нему близких.

Взрослые, даже пытаясь защищаться, не могут противопоставить этому что-либо более-менее серьезное; так и развивается рыночное общество: любить ребенка (этого вот ребенка, настолько желанного, что с его рождением родители начинают чувствовать себя в бесконечном долгу перед ним) — значит любить его желания, которые очень быстро перерастают в жизненно важные потребности: потребность в любви или потребность в вещах, именно так, потому что любовь эту доказывают посредством приобретения вещей.

Желание иметь ребенка…

Погодите-ка, вот еще одно отличие сегодняшнего ребенка от меня в детстве: был ли я желанным?

Любимым — да, насколько любили в те далекие времена, но вот желанным?

Интересно, с каким лицом моя старушка мама, чей сто первый день рождения мы недавно отпраздновали (все же я слишком долго пишу эту книгу), восприняла бы вот такой мой вопрос:

— Кстати, мамочка, ты меня хотела?

— …

— Ну да, ты правильно услышала: я хочу знать, был ли я желанным ребенком, хотели ли вы с папой моего рождения?

Так и вижу, как она смотрит на меня. Слышу, как она долго молчит. И отвечает вопросом на вопрос:

— Скажи-ка, у тебя все в порядке?

Если бы я стал копать дальше, то получил бы, в крайнем случае, несколько фактологических уточнений:

— Была война. Твой папа был в отпуске. Он отвез нас в Касабланку, меня и твоих трех братьев, а сам отправился вместе с седьмой американской армией высаживаться в Провансе. В Касабланке ты и родился. — Или такие вот разъяснения правильной матери-южанки: — Я немного боялась, что будет девочка. Всегда предпочитала мальчиков.

И ни слова о том, был я желанным или нет. Вопросы такого рода у нас в семье называли несуразными.

Ладно, вернемся к ребенку-клиенту.

Давайте выясним всё до конца: описывая его, я не пытаюсь выставить этого ребенка презренным, безмозглым сибаритом; с другой стороны, я никоим образом не призываю вернуться к «маминым свитерам», жестяным игрушкам, заштопанным носкам, замалчиванию семейных проблем, методу Огино [63] Метод Огино-Кнауса позволяет исходя из продолжительности менструального цикла определить, в какие его дни зачатие наиболее вероятно. Предложенный в 1924 году японским гинекологом Кюсаку Огино (1882–1975), был позднее (в 1928 году) усовершенствован австрийским врачом Германом Кнаусом (1892–1970). В плане контрацепции безопасен, но не слишком удобен. и всему тому, что заставляет современную молодежь воспринимать времена нашей молодости как черно-белое кино. Нет, я всего лишь спрашиваю себя, каким двоечником стал бы, если бы по чистой случайности родился лет пятнадцать назад. Сомнений нет: я стал бы двоечником-потребителем. Отсутствие умственной зрелости я восполнил бы зрелостью потребительской, которая делает желания подростка такими же законными, что и желания его родителей. Я возвел бы это в принцип. Так и слышу себя: «У вас есть компьютер. Я тоже хочу, имею право! Тем более, если вы не хотите, чтобы я притрагивался к вашему!» И мне уступали бы. Из любви. Извращенной? Легко сказать. Каждая эпоха имеет свой язык для выражения родительской и сыновней любви. Наша предпочитает язык вещей. Не забывайте диагноз Бабушки Маркетинг: «В этом специфика». Как и множество ребят и подростков, о которых я слышу со всех сторон, я смог бы убедить маму в том, что мое соответствие окружению, а значит, и мое душевное равновесие зависит от той или иной покупки: «Мам, мне нужно, ну просто необходимо купить последнюю модель NNN!»

Неужели мама захочет, чтобы я чувствовал себя парией? Я и так чувствую себя им из-за своей хронической неуспеваемости. Неужели этого мало?

«Мам, честное слово, я без этого буду выглядеть полным дураком! (Нет, не так: „дурак“ устаревшее слово.) Я буду выглядеть придурком!»

И моя любящая мама уступила бы мне.

Только вот стал бы я лет пятнадцать назад младшим из четырех братьев? Захотели бы меня? Позволили бы мне появиться на свет?

Вопрос семейного бюджета, как и все остальное.

Один из элементов «этого», к которому не готов сегодняшний молодой учитель, — встреча с целым классом детей-клиентов. Конечно, он и сам был таким, и его дети тоже, но в этом классе он — учитель. И, будучи учителем, он не слышит голоса родительской любви и долга перед своим чадом, звучащего в его отцовском сердце. Ученик не тот желанный ребенок, любовь к которому заставляет таять сердца преподавательского состава. Тут школа, коллеж, лицей, тут мы не дома, не в магазине: тут не потакают малейшим прихотям, даря подарки, тут удовлетворяют основные потребности. Потребность в образовании, тем более сложную в удовлетворении, что ее перед этим надо еще и пробудить! Тяжеленько будет учителю примирить эти прихоти и потребности! И для юного клиента безрадостная перспектива: заниматься удовлетворением потребностей в ущерб прихотям; напрягать мозги, тренируя ум; терять в шмотках, приобретая в знаниях; менять сверкающие игрушки на невидимые абстракции. И еще и платить за них, за эти школьные знания, в то время как удовлетворение прихотей не обязывает его ни к чему! Ибо — вот парадокс бесплатного образования, унаследованного от Жюля Ферри, — государственная школа остается в наши дни последним местом в рыночном обществе, где ребенок-клиент должен самолично платить, баш на баш: работой за знания, стараниями за науки, самостоятельными размышлениями за доступ к мировым интеллектуальным ценностям, постоянным присутствием на занятиях за туманное будущее — вот чего требует от него школа.