Александр Данилин - LSD. Галлюциногены, психоделия и феномен зависимости

«Нарцисс запущен на орбиту. Неонарциссизму недостаточно нейтрализовать социальный мир, лишая его институты эмоционального значения; на этот раз обесценивается само «Я», оно теряет свою идентичность, причем, как ни парадоксально, благодаря своему сверхобогащению (потенциально бесконечному количеству доступных объектов и идей. — А.Д.). Подобно тому, как общественная сфера эмоционально опустошается вследствие избытка информации, наше «Я» утрачивает свои ориентиры и свою целостность благодаря избытку внимания к себе самому: «Я» становится расплывчатым. Повсюду исчезает весомая реальность…

Именно распад этого «Я» вырабатывает новую разрешительную и гедонистическую этику: усилия больше не в моде; все, что является принуждением или жесткой дисциплиной, обесценивается в пользу культа желаний и их немедленного удовлетворения…

Свободные ассоциации, творческая спонтанность и ненаправленность, наша культура самовыражения и наша идеология благополучия поощряют дисперсию в ущерб концентрации, временное вместо постоянного — все это работает на расчленение «Я», на уничтожение организованных и синтетических психических систем…

Конец эпохи воли совпадает с эпохой чистой индифферентности, с исчезновением великих целей и великих начинаний, ради которых можно пожертвовать жизнью: «все и немедленно», а не perasperaadastra (через трудности к звездам — латинский афоризм. — А.Д.). «Чтоб вы лопнули», — подчас читаешь на стенах домов… Наше «Я» уже расчленено на отдельные тенденции в соответствии с процессом распада, взорвавшего общество, которое превратилось в персонализованные молекулы. И вялый социум является точной копией равнодушного «Я», наделенного недостаточно сильной волей, нового зомби, пронизанного и управляемого информацией».

Но вот что интересно. С точки зрения Липовецки, все эти процессы имеют положительное, позитивное значение для человечества. Липовецки не видит ни того, что нарциссизм является изнанкой наркоза, ни того, что окружающие люди становятся для нарцисса вещами:

«Страсть нарцисса возникает не ради восстановления утраченной целостности, она не компенсирует отсутствие личности, а вырабатывает ее новый тип, новое сознание с его неопределенностью и колебаниями. Пусть наше «Я» становится как бы «плавающим пространством», не имеющим ни постоянного места, ни ориентиров. Пусть это резерв в чистом виде, приспособленный к неустойчивости своей собственной системы; такова функция нарциссизма, тонкого инструмента, постоянного обновления «пси» (психической энергии. — А.Д.), который необходим для постмодернистского экспериментирования.

Очищая наше «Я» от сопротивляющихся постоянных факторов и стереотипов, нарциссизм делает возможной ассимиляцию моделей поведения, разработанных теми, кто занят проблемами нашего физического и душевного здоровья: вырабатывая «характер», приспосабливающийся к современной ситуации, нарциссизм участвует в важной работе по научному управлению телами и душами людей».

Если вы вчитаетесь в последний абзац, то услышите знакомое воспевание скиннеровских методов внушения. Липовецки радуется тому, что мир, состоящий из нарциссов, будет поддаваться «научному управлению» со стороны свободной от нарциссизма элиты. Внимательному читателю нашей книги будет понятно, что «нарциссизм» Липовецки на самом деле является одним из наиболее частых проявлений эгосистолического влечения «Я» (в сущности, вариантом «понижения порога сознания»).

Личность прячется от равнозначности мира в самое себя, резко ограничивая тем самым способность своего восприятия реальности. Предельная самовлюбленность заставляет человека окончательно ослепнуть и оглохнуть по отношению к другому. Липовецки, постулируя нарциссизм как главную, единственную и положительную характеристику новейшего человека, как бы полностью лишает нас права на метафизическую потребность и эгодиастолу — расширение своего «Я», достижение цельности и мудрости.

Липовецки понимает пустоту точно так же, как понимал ее основатель микропсихоанализа Сильвано Фанти. Для них обоих пустота — это энергия, создающая нового человека и новое общество.

В отличие от французской философии свободная русская мысль XX века всегда воспринимала происходящее с нами, опустошенность наших душ как трагедию.

Русские религиозные философы различали понятия «личность» и «индивидуальность», то есть понятия, которые часто употребляют как синонимы.