Алексей Рощин: О «дедовщине»: взгляд социального психолога

Итак, гауптвахта! Откровенно говоря, от некоторых «живописных подробностей» буквально холодеет кровь в жилах. Не все опрошенные перенесли все «прелести» «губы» (так солдаты часто называют гауптвахту) так сказать, «на собственной шкуре», они часто опирались в своих рассказах на «страшилки», популярные в их воинских частях. Однако образ тут не менее важен, чем опыт.

Вот он, обобщенный «портрет» Губы: солдаты на «губе», к примеру, могли содержаться в нарочно неотапливаемых камерах, когда на улице температура зашкаливает за 30 градусов мороза; их также запирали в специальный карцер без какой-либо мебели. — сидеть или лежать запрещалось; в некоторых (очевидно, продвинутых в инженерном отношении) «внутренних тюрьмах» по стенам камеры пускались непрерывные потоки ледяной воды — затем, чтобы никому не пришло в голову прислоняться к стене и тем самым непозволительно расслабляться.

По-своему забавен рассказ о «веселом» прапорщике — начальнике армейской гауптвахты на Кольском полуострове. Он славился тем, что любил лично прибыть рано утром к арестованным солдатам и зычно крикнуть: «Ну что, студенты?! Разбирайте карандашики — и идем извлекать квадратный корень!» После чего все арестанты шли «в чисто поле», где при помощи ломов должны были по 10–12 часов в сутки раскалывать огромные валуны на камни поменьше. Обломки, что примечательно, были никому не нужны, камни кололи как бы «на всякий случай».

Подъем на «губе» официально на час раньше, чем у прочих солдат — в 5, а не в 6 утра. Особая статья — охрана «губы», о которой ходили истории почище, чем о пресловутом «вологодском конвое». Солдаты одной из частей, к примеру, с ужасом передавали друг другу, что охрана гауптвахты любит ни с того ни с сего врываться в камеры, строить арестантов и избивать любого из «непонравившихся», причем частенько экзекуции происходят по несколько раз за ночь. А другие «охранники», другой «губы» развлекались иначе — любили, опять же среди ночи, направлять в камеры струи ледяной воды из брандспойта, буквально «смывая» спящих людей с коек. Все это, естественно, под веселый смех…

На самом деле, в солдатских байках предстает довольно полный перечень известных, описанных в различных международных конвенциях пыток: тут и пытка холодом (неотапливаемые камеры), и лишение сна (ночные «побудки» и сокращение собственно времени на сон), и такая «популярная» в годы Второй Мировой пытка, описанная еще в Женевской конвенции, как «принуждение к заведомо бессмысленному и тяжелому физическому труду». А также элементарные избиения и унижения человеческого достоинства… Характерный момент — самими рассказчиками неявно подразумевалось, что жаловаться куда бы то ни было бесполезно; «губа» такая, потому что разве может она быть иной?

Спрашивается — с чего вдруг такой поистине изощренный садизм? И зачем я об этом рассказываю — неужто ради «очернения»? или из желания «пощекотать нервишки» читателям?

Ни в коей мере. Будем оставаться в рамках строго научного подхода. Нас интересует ПРИЧИНА столь неприкрытого садизма, причем, как это ни удивительно, садизма очевидно СИСТЕМНОГО. Едва ли столь однотипные и часто повторяемые эпизоды в разных концах необъятной «территории казарм» можно списать на простые «перегибы на местах».

А причина проста. Она — в изначальной абсурдности самой идеи «гауптвахты» как «внутренней армейской тюрьмы». Ведь суть тюремного заключения — в ограничении/лишении свободы. Задумаемся: можно ли лишить кого-то того, чем он изначально не обладает?

Солдат/матрос, как участник ГПЧ, несвободен изначально. Его возможности свободного перемещения и принятия самостоятельных решений ограничены уже самим фактом его пребывания на срочной военной службе. Но, помимо этого, его членство в ОПЧ армейского типа накладывает на него уйму дополнительных обязанностей: отбывать наряды, заниматься строевой, физической и прочей подготовкой, выполнять различные приказы старших по званию… Будет ли в этой ситуации его простое «заключение в тюрьму» реальным НАКАЗАНИЕМ? Вопрос риторический.

Солдат «лишается» свободы, которой он и не имел, зато временно исключается из жесткой структуры «своей» ОПЧ, принуждающей его к действиям, выполнять которые он вовсе не стремится… В такой форме очень многие восприняли бы «губу» как своего рода курорт, отдых!

И поэтому армейское руководство, по сути, было вынуждено ПРИСПОСАБЛИВАТЬ «губу» к тому, чтобы она реально воспринималась как НАКАЗАНИЕ. Ибо только так механизм «ареста на гауптвахте» превращался в системный механизм — в реальное средство, способное обеспечивать работу системы в целом…