Игорь Кон - Любовь небесного цвета

«Печаль убывает не потому, что умирают другие, а потому, что что-то умираете тебе самом. Нужна большая жизненная сила, чтобы поддерживать неизменным собственное „Я“ хотя бы в течение нескольких недель. Его друг не забыл бедного Альфреда. Но он соединился с ним в смерти, а его наследник, сегодняшнее „Я“, хотя и любит Альфреда, знает его только по рассказам другого. Это нежность из вторых рук».

Озабоченный собственными проблемами, Пруст испытывал постоянную потребность говорить о гомосексуальности и в то же время был неспособен к прямому самораскрытию. Единственным человеком, в разговоре с которым Пруст однажды снял привычную маску, был Андре Жид. Когда 14 мая 1921 г. Жид принес ему рукопись «Коридона», Пруст без всякого стеснения и угрызений совести, даже с некоторым хвастовством, признался ему в своей педерастии и даже рассказал о своих «экспериментах по вызыванию оргазма», но тут же заметил, что в литературе об этом можно говорить только косвенно: «Вы можете рассказывать все, что угодно, но только при условии, что вы никогда не скажете „Я“».

Трагедия Пруста заключалась в том, что нежные любовные чувства, которые он испытывал к молодым мужчинам, были несовместимы с его темными садомазохистскими фантазиями. Сексуальная жизнь постоянно больного Пруста протекала главным образом, если не исключительно, в его воображении. В своей эпопее «В поисках утраченного времени» «великий мастер притворства», как назвал его Андре Жид, разделил свои эротические переживания на две части. Все красивое, нежное и изящное, что было в его гомоэротических воспоминаниях, Пруст отдал «девушкам в цвету», оставив на долю «Содома» все темное и гротескное. Превратив Альфреда Агостинелли в Альбертину (именно совпадение некоторых конкретных ситуаций подсказало литературоведам разгадку образа Альбертины), Пруст описал свои любовные переживания и размышления о них так, как если бы они были адресованы и вдохновлены женщинами.

Но «Альбертина» — не просто маска «Альфреда». Бисексуальная Альбертина приоткрывает женственную сторону самого Рассказчика. Столь же многогранен образ барона де Шарлю. Шарлю умен и эрудирован, но одновременно безжалостен и коварен, Пруст связывает эти черты с тем, что Шарлю не только выглядит неприятно-женственным, но по сути своей «является женщиной». Малопривлекательны и другие гомосексуальные персонажи. Отрицательное изображение гомосексуальности — социальная и психологическая самозащита Пруста. Но писатель не просто сводит с кем-то личные счеты. Он заставляет читателя все время находиться в атмосфере чего-то неясного, неопределенного, недосказанного. Простой и надежный мир, где мужчина — всегда мужчина, женщина — всегда женщина, а у гомосексуала нет ничего общего с гетеросексуалом, утрачивает привычные четкие очертания. И если почти о каждом персонаже возникает вопрос: «так он все-таки — да или нет?», то и читатель невольно задумывается о себе: «А я кто такой?». В этом смысле «В поисках утраченного времени» — более современная книга, чем многие новейшие тексты, где о каждом точно известно, кто есть who.

В отличие от Пруста, Андре Жид (1869–1951) выступил в защиту гомосексуальности с открытым забралом. Рано потеряв отца, маленький Андре жил под опекой любящей, но доминантной матери и с раннего детства чувствовал себя непохожим на других мальчишек. В 9 лет на костюмированном балу в школе, он влюбился в одетого чертенком мальчика немного старше себя и не мог оторвать глаз от его изящного тела, по сравнению с которым он казался себе смешным и безобразным. В то же время эмоционально ему было гораздо легче в обществе девочек, подростком он был особенно дружен со своей кузиной Мадлен Рондо, на которой женился в 1895 г. Однако глубокая любовь, которую Жид испытывал к жене, была исключительно духовной; сексуально его волновали мальчики-подростки.

Несмотря на легкий и общительный характер, юный Андре мучительно переживал раздвоение собственных чувств. Центральная тема юношеских дневников Жида — конфликт между моралью и искренностью: «Имей смелость быть самим собой. Я должен подчеркнуть это также в своей голове» (10 июня 1891). «Страх не быть искренним мучил меня несколько месяцев и не давал писать» (31 декабря 1891). «Меня волнует дилемма: быть моральным или быть искренним» (11 января 1892).

Важную роль в сексуальном раскрепощении Жида сыграл Уайльд. Их первая встреча в Париже в 1891 г. испугала Жида. Когда в январе 1895 г. он случайно встретился с Уайльдом и Апьфредом Дугласом в Алжире, его первым побуждением было убежать, но он не сделал этого. Уайльд пригласил его в кафе и там он увидел юного флейтиста Мухаммеда, который с первого взгляда очаровал его. Жид и раньше увлекался арабскими мальчиками, но никогда не осмеливался довести свое увлечение до физической близости. На сей раз с ним рядом был циничный Уайльд. Выходя из кафе, он спросил Жида: «Вы хотите этого музыканта?». Превозмогая себя, срывающимся от стыда и волнения голосом, Жид ответил: «Да», — Уайльд сказал несколько слов проводнику, победно расхохотался, и эту ночь Жид провел с Мухаммедом. Она стала его вторым рождением.