Гельмут Фигдор: Беды развода и пути их преодоления. В помощь родителям и консультантам по вопросам воспитания.

Это достаточно часто встречающийся феномен. Хотя мы и знаем из научной литературы, что развод относится к тем событиям в жизни ребенка, которые чаще всего ведут к образованию невротических симптомов (и мы находим здесь всю широчайшую палитру этих типичных симптомов, идет ли речь о ночном недержании, о трудностях в школе, агрессивности, депрессивных настроениях, регрессиях, психосоматических заболеваниях и др.), но мне приходится видеть, что только немногие дети открыто проявляют свои реакции на развод. Чаще это выглядит примерно так: мать зовет детей и сообщает им: «Мама и папа разводятся». Дети, может быть, спрашивают в ответ: «Почему?» – «Да потому что мы не понимаем больше друг друга, нам тяжело вдвоем. И мы часто ссоримся». Тогда дочка спрашивает: «Мне придется теперь ходить в другой детский сад?» – «Нет!» – «Ну, тогда все в порядке», – говорит она и уходит. А сын: «Ты хочешь еще что-то сказать или я могу играть дальше?» У матери в этом случае падает камень с сердца: «Слава Богу, оказывается, это не так уж страшно!».

Часто ни дети, ни родители не желают принимать всерьез действительное значение развода. И лишь иногда это удивительное негласное соглашение между бессознательными ожиданиями родителей и детей становится видимым. Например, в семье, о которой только что шла речь, три дня спустя, когда отец в отсутствие матери собирал в спальне свои чемоданы, дети спросили его: «Папа, что ты делаешь?» – «Я упаковываю мои вещи. Вы же знаете, что я переезжаю!» В ответ дети вдруг громко разрыдались (инициатива развода исходила от матери). И это были те же самые дети, которые три дня назад столь спокойно и, казалось бы, безразлично выслушали объяснение матери. Что же произошло? А дело в том, что, в отличие от матери, для отца было бы невыносимой обидой, если бы дети равнодушно или облегченно прореагировали на его уход (ведь он хотел остаться). У детей имеются своего рода «антенны» для улавливания подобных ожиданий родителей, и они стараются соответственно на них отвечать. Таким образом, они становятся как бы «терапевтами» матери (или в ином случае, как мы видели, отца). Не проявлять своей боли удается им тем легче, чем сильнее они сами не желают воспринимать всерьез свою собственную боль. И они способны ее ощущать и показывать лишь тогда, когда им для этого – как в случае с отцом (причем совершенно бессознательно) – окажется предоставленным «помещение». Но проявление открытой боли, тем не менее, – это единственный способ ее преодоления. В ином случае она не может быть «переработана», и тогда в детской душе навсегда остаются глубокие шрамы.

То обстоятельство, что развод родителей приносит боль детям, мы должны рассматривать как данность. Во всяком случае всем тем детям, которые развили в себе любовное отношение к обоим родителям, независимо от конфликтов в этих отношениях. Развод или уход одного из родителей вызывает в них целый ряд страхов, чувств и мыслей, важнейшие из которых мы сейчас назовем.

Прежде всего это страх вообще никогда больше не увидеть папу[11]. А это означает навсегда потерять человека, которого ты любишь больше всех. Размеры этого страха зависят не только от реальной опасности, разлука, как мы знаем из опыта психоанализа, не может рассматриваться лишь сама по себе, она тесно связана с прошлым данного человека. И такова любая разлука в наших переживаниях; она в той или иной форме вновь вызывает к жизни и активизирует переживания и страхи разлук, которые мы уже пережили когда-то раньше.

Сюда часто присоединяется другой страх, и он особенно характерен для маленьких детей. Ведь часто родители объясняют причины развода так: «Мы не любим больше друг друга и много ссоримся» и т. п. Вот тут-то и может оказаться разрушенной иллюзия, которую сохраняли дети, чья жизнь до сих пор была более или менее счастливой, а именно: их вера в вечность любви. Они вдруг узнают, что у любви тоже бывает конец. «Если любовь тоже кончается (как сейчас между мамой и папой), кто знает, не кончится ли однажды мамина или папина любовь ко мне?» Это значит, что дети в ходе развода начинают всерьез опасаться, что, может быть, в какой-то день они окажутся покинутыми родителями.

С этим связаны и другие травматические аффекты. У многих детей развод вызывает частичную потерю своей идентификации: «И тогда я совершенно перестала понимать, кто я, собственно, такая!». Вряд ли можно сказать точнее, чем это сказала одиннадцатилетняя девочка, проходившая у меня терапию. То, что разлука вызывает не «просто» разочарование, печаль и страхи, а также своего рода потерю себя, связано с тем, что любые любовные отношения изменяют нас, а именно: мы «принимаем в себя» часть любимого человека. Часть своего общего самочувствия черпаю я из моей совместной жизни с человеком, которого я люблю, который заботится обо мне, с которым я могу себя сравнивать и которым я восхищаюсь. Его уход отнимает у меня не только моего партнера, но и часть моей личности. Каждый из нас пережил разлуки, и разве мы не знаем, что в этот момент у нас словно вырывают часть сердца, часть нашего тела, как если бы мы потеряли часть самого себя.