Гельмут Фигдор: Беды развода и пути их преодоления. В помощь родителям и консультантам по вопросам воспитания.

См. к этому острую критику ВШпег, 1985.

Не случайно педагогическая неуверенность на практике постоянно возрастает (куда я причисляю также так называемый «burn-out-syndrome»: сомнительные антропологические предпосылки невольно ведут к концепциям, которые либо вообще далеки от практики, либо не позволяют себя на практике применить).

См. к этому (частично) справедливую критику Fthenakis.

Классическим психоанализом именую я разработанные или частично инспирированные Фрейдом части психоаналитической теории, которые примечательны тем, что появились в результате психоаналитического опыта, то есть опыта работы с пациентами, в отличие от теорий объектных отношений, которые занимаются первыми тремя годами жизни и происходят большей частью из наблюдений над детьми или их отношениями. (К научно-теоретическому значению этой разницы см. Figdor, 1989 и 1993.)

К малочисленным исключениям относятся, например, работы Burgner(mS) и Petri (199\).

В последние десятилетия, конечно, психоанализ усиленно занимался вопросами значения отца: см. среди прочего Abelin (1971 и 1975), а также Rotman (1978 и 1981) (о роли отца в первые три года жизни). Я сам пытался применить эти познания к условиям развития, где отец в качестве реального объекта отсутствует, а также к констелляциям, где треугольник отношений «мать – отец – ребенок» ознаменован агрессивными конфликтами между отцом и матерью.

Ср. к этому многочисленные эмпирические исследования Napp-Peters, 1985.

Подобные замечания легко подвергаются упрекам в историческом редукционизме. Действительно, такие феномены, как войны и фашизм, зависят от социальных, экономических и политических условий, а также от борьбы за власть и не могут быть объяснены просто психологически. При всей своей комплексности сегодняшнее состояние психологической науки все же позволяет уничтожить сомнение, что воздействие авторитарной пропаганды заранее определяло структуры характеров, а также образование самих так называемых авторитарных характеров (по Adorno, среди пр., 1950), облегчалось социальными условиями, которые «классическая» мелкобуржуазная семья предлагала своим детям.

Мы предоставим читателю судить самому, заключается ли причина в насилии и власти царящей промышленной системы или, скорее, в близорукости политиков, которые не в состоянии понять, что социально-политические мероприятия (а также затраты) представляют собой инвестиции в будущее общества, которые со временем оправдаются также и в народнохозяйственном отношении.

К этой теме мы снова подойдем в 4-й главе данной книги: немалая часть «духов», о которых там пойдет речь, происходит из общественных представлений о нормах.

Если читателю известно такое исследование, буду весьма благодарен за справку.

Ср. Wallerstein/Blakeslee (1980) и Figdor (1991).

С родительскими конфликтами развода связано и то, что в сравнении различных типов семей с одним родителем (Napp-Peters. 1985 и 1988) дети матерей-одиночек в некоторых социальных и психических аспектах находятся порой в лучшей ситуации, чем дети разведенных матерей.

См. Figdor, 1995.

Кн. 1, раздел 10.2.

Но все же следует рассчитывать на то, что любая попытка серьезной эмпирической проверки «позитивных последствий развода» неизбежно столкнется с почти непреодолимыми теоретическими и методическими проблемами.

Внешние причины страхов Мелании в данном случае вторичны, во время психоаналитического лечения у девочки были обнаружены переживания из-за временных ссор между родителями и хронической болезни матери.

Не случайно порой утверждается, что «гениальность и безумие довольно близки друг другу».

«Вторичный эффект зашиты» не равнозначен известному феномену «вторичного выигрыша болезни». Социальные успехи Мелании – это не реакция на ее приступы плача, то есть на ее симптом или ее «болезнь», а результат ее жизнерадостности, беззаботности, услужливости и так далее, что обусловлено вытеснением. Если же все виды поведения рассматривать как симптомы – конечно же теоретически, а не практически, – то необходимость разграничения вторичных эффектов зашиты и выигрыша болезни отпадает сама собой: тогда социальные успехи Мелании становятся просто вторичным выигрышем болезни, другими, дальнейшими «симптомами».