Джеймс Бьюдженталь - Наука быть живым. Диалоги между терапевтом и пациентами в гуманистической терапии

— Лоренс, подумайте, может быть, вы сможете рискнуть. Рано или поздно вам придется погрузиться в эти чувства, чтобы выяснить, кто или что вы.

— Ну, да. Хм-м-м. Вполне возможно, в какой-то момент… Но я просто не думаю, что хочу попытаться сделать это сейчас. Думаю, вы предлагаете мне просто позволить наступить этой панике и посмотреть, что произойдет, но я не могу сделать этого. Я никогда не был смелым в проявлении своих чувств. Никогда не был и не могу сделать это сейчас.

— Я знаю, Лоренс: вам страшно даже подумать о том, чтобы сделать это. Но попробуйте предпринять самую настойчивую попытку, на какую вы только способны. Это действительно важно.

— Это кажется слишком большим, слишком поглощающим. У меня много работы, которую я должен сделать, — действительно должен — сегодня в офисе. Я не могу позволить себе быть выбитым из колеи…

— Ваше функционирование как бизнес-машины, кажется, намного важнее ваших чувств и того факта, что вы живете в постоянном страхе, что вас охватит паника.

— Нет, конечно, нет. В самом деле, это было бы глупо. — Он разозлился и встревожился, готовый перейти почти к любой теме, включая и несогласие со мной.

— Вы разозлились на меня за то, что я держу зеркало перед вашим страхом.

— Да. Да. Вы иногда чертовски все утрируете.

— За это вы мне и платите. Но сейчас вы все больше и больше отдаляетесь от столкновения со своим страхом, как вам и хотелось, по крайней мере, бессознательно.

— Ну, хорошо. Я сделаю попытку. Хм-м-м. Мы размышляли о том, кто я или что я — помимо того, что я делаю. Хм-м-м. Кажется, это очень философский вопрос. Хм-м-м. Я не уверен, что знаю, куда двигаться дальше.

— Возможно, это правда, Лоренс. Нить, которой вы должны были следовать, — то чувство тревоги, которое вы испытывали минуту назад. Когда мы отвлеклись, споря о том, смелый вы человек или нет и можете ли вы позволить себе прислушиваться к своим чувствам, когда вас ждет работа в офисе, путь, ведущий к страху, был потерян.

— Да, ну, хм-м-м. Посмотрим, смогу ли я восстановить его.

Но он не продвинулся дальше. Остаток сеанса прошел в основном в интеллектуальном обсуждении природы личности. Однако мы оба чувствовали, что этот сеанс связал вместе несколько важных нитей.

Беспокойный ум Лоренса сам заставлял его заглянуть в пугающее зеркало. Он искал образ себя, который убедил бы его в материальности, но ничего не находил. Образ в зеркале бледнел, колебался и угрожал полностью исчезнуть. «Кто я?» — спрашивал Лоренс, поскольку его больше не успокаивал ответ на вопрос «Что я?» Его прошлые достижения были тем, чем они были — прошлым. Они больше не поддерживали его. Они были так же далеки, как фотографии в семейном альбоме. Теперь он пытался убежать от небытия, которое постоянно угрожало подкрасться к нему. Его временным убежищем было впечатление о нем других людей. Он не мог отыскать ощущение своего субъективного центра.

3 июля

Во время нашего следующего сеанса Лоренс был возбужден и нетерпелив, когда я приветствовал его в приемной. Он быстро зашел в кабинет, бросил пиджак на кресло и начал говорить еще до того, как лечь на кушетку, весьма небрежно повозившись с подушкой.

— Как только я ушел, все стало ясно. Я имею в виду, что чуть не повернул назад и не вернулся, но я знал, что вы будете заняты. Хм-м-м. Предполагаю, что вы понимали это с самого начала, но внезапно я просто услышал свои собственные слова, и я их все уже произносил до этого, не правда ли?

— Расскажите мне.

— Ну, знаете, сейчас все так ясно, что я чувствую, будто всегда это знал, но как-то не позволял себе прямо посмотреть на это. Я просто не знаю, кто я. Я имею в виду, если оставить в стороне то, что я делаю — мое функционирование, — так сказать, ну тогда… я имею в виду, вопрос о том, есть ли какое-то Я , существую ли я каким-то образом сам по себе?

— М-м-хм-м.

— И обычно когда я задавал себе этот вопрос, я действительно был испуган. Мне кажется, я помню, что думал об этом так или иначе всю свою жизнь. Когда мне было около семнадцати, я прошел через период страхов… ужасных страхов, от которых кровь стыла в жилах. Хм-м-м. Тогда все вращалось вокруг идеи умирания, возможности больше не существовать в то время, когда мир продолжает жить без меня. Эти сегодняшние страхи похожи на страх смерти, но есть разница. Хм-м-м. Тогда я чувствовал уверенность в том, что существую. По крайней мере, в тот момент я знал, что жив. Я не знал, буду ли жить в какой-то момент позже — обычно через много, много лет. Но независимо от того, насколько далеко я отодвигал свою смерть, я был уверен, что сохраню здоровье и медицинская наука сделает огромные успехи, чтобы помочь мне остаться в живых. Неважно, насколько я отодвигал ее, сама идея, что рано или поздно я умру, давила на меня, и у меня перехватывало дыхание, я покрывался холодным потом и чувствовал, что больше не могу вынести этой мысли.