Алекс Пан - Укрощение цифровой обезьяны. Как избавиться от интернет-зависимости

Таким образом, мы взаимодействуем с многочисленными слоями различных технологий - буквы, поля, главы - и при этом бессознательно, автоматически пускаем в ход приобретенные навыки, которые помогают ориентироваться в тщательно продуманном и изложенном дискурсе, позволяют вычленить суть текста, отметить интересные, но второстепенные положения и делают чтение осмысленным и запоминающимся.

Сама по себе книга - не просто набор инструментов. Мы периодически пополняем этот инструментарий. Многие делают пометки на полях или выделяют отдельные строчки маркером. При чтении серьезных трудов я обычно приклеиваю желтый листочек на внутреннюю сторону обложки и не расстаюсь с ручкой. Я много подчеркиваю, делаю пометки и по ходу чтения пишу замечания. Я отношусь к чтению как к боевому искусству и благодаря этому пристально слежу за ходом мысли автора, понимаю стратегию (или обманчивость) аргументации и быстро выношу свое суждение о книге.

Другие манипуляции гораздо проще: если мы на время откладываем книгу в сторону, то чаще всего не запоминаем конкретную страницу (опять эти номера!) или название главы, а доверяем эту работу закладке. В самой закладке нет никаких способностей к воспроизведению воспоминаний как таковых, но по ее расположению мы поймем, гдеостановились (впрочем, когда я читаю книгу сыну, то обычно он запоминает, что происходило в последней прочитанной главе). Если закладкой служит корешок театрального билета или чек из книжного магазина, то она несет в себе еще один набор ассоциаций. Два этих действия не приводят к одинаковым результатам: я делаю пометки, чтобы следить за ходом рассуждений, но для того, чтобы запомнить номер страницы, закладки мне не нужны.

Удивительная сложность этого процесса становится очевидной, когда что-то идет не так. Некоторым с трудом дается автоматическое распознавание слов. Дети-дислексики испытывают трудности с построением букв по порядку, из-за этого им сложно отождествлять слова, напечатанные на странице, с привычными словами устной речи. Существует нейробиологическая основа дислексии: в частности, одним из симптомов расстройства является недостаточное участие височно-теменного и затылочно-височного подразделов мозга в процессе чтения. Впрочем, эти отделы мозга становятся более активными, когда детей-дислексиков учат читать в рамках специальных программ. Мой сын - дислексию Когда мы привели его на осмотр, оказалось, что его словесные навыки и умение рассуждать находятся на небывало высоком уровне, однако умение читать как таковое - значительно ниже нормы. После нескольких лет обучения прогресс очевиден: его левое полушарие скоро будет выполнять такой же объем работы, как и нижняя лобная извилина, по уровню чтения он нагоняет своих ровесников. Нейропластичность и упорство творят чудеса.

В зрелом возрасте даже самый способный из читателей переживает моменты, когда он остро осознает, что чтение - не просто процесс, доведенный до автоматизма. Например, если мы сталкиваемся с длинным, незнакомым словом, то разбиваем слова на слоги, а затем выясняем, что это за слово, произнося его по слогам. Когда мы учим новый язык, мы вновь сознательно, усиленно разбираем звуки и связываем звучание слов с их значениями, мы по-новому осознаем, как ценна способность мгновенно распознавать слова, как много усилий тратится на это обычно незаметное действие.

Действительно, грамотный человек не в состоянии не читать, автоматически преобразовывая буквы в слова. Это создает определенные неудобства во время поездок в страны, где говорят на незнакомом языке, но используют привычный для нас алфавит. Помнится, на западе Финляндии я совершенно растерялся, тщетно пытаясь прочесть вывески и указатели на финском и шведском - ни на одном из этих языков я не говорю, а заимствованных слов из германских или романских языков в них нет. Именно поэтому финский показался мне китайской грамотой, я не мог разобрать ни слова.

С другой стороны, огромные светящиеся вывески в Японии и в Корее никоим образом не стимулируют мой «читающий» разум, потому что ни иероглифов кандзи, ни знаков хангыля я прочесть не могу, зато моментально срабатывает тот отдел мозга, который отвечает за чувство стыда: моя бабушка ужаснулась бы моей неспособности прикоснуться к культуре предков!

Как правило, во время чтения мы испытываем органичное сочетание сложности и хитроумной изобретательности. Английский философ и литературовед Айвор Армстронг Ричардс однажды заметил, что «книга - это устройство для мышления», не подозревая, насколько оказался прав. Книга содержит слои когнитивного взаимодействия, ее текст и паратекст, призванные существовать в центре и на периферии нашего внимания, служат инструментарием, позволяющим нам поглощать или разгружать информацию. Чтение не предполагает общее внимание к каждому элементу книги - мы сосредоточиваемся на чем-то определенном, полагаемся на конкретные устройства, помогающие нам помнить все остальное, и полностью переносим ответственность за другие воспоминания на иные объекты. Все эти технологии являются для нас незаметными по тем же причинам, по которым мы считаем очки «невидимыми»: перестаем осознавать, что они на носу, именно потому, что видим сквозь них мир.